Хайраддин успешно сражается с друзьями и союзниками императора в Превезе, однако выигрывает сражение только потому, что его противники имеют слишком разные корабли. Флот не может выиграть сражение, если одно судно, произведя залп, должно тут же отойти, а другое, например огромный венецианский галеон, может сражаться в полную силу, лишь стоя неподвижно на одном месте и нанося удар за ударом всей своей огневой мощью до полного уничтожения врага.
Кроме того, что у них разные корабли, им еще не просто договориться между собой. Великому Султану тоже знакомо все это. Осман хорошо знает, что существуют разногласия между султанами разных городов, так же как между визирями, пашами, различными частями войск, между чиновниками, наблюдающими за взиманием налогов и дани, судебными тяжбами, снабжением продовольствием, фортификациями. В большом серале тоже царят распри, ненависть, ссоры между евнухами, наложницами, женами. Жить в этом серале все равно что бежать по острым камням, рискуя порезаться всякий раз, как ставишь на них ногу.
«Почему Хайраддин, мой старый и такой мудрый повелитель, отправился охотиться на гнилое болото?»
Этот непочтительный вопрос не дает покоя Осману, когда он растирает сухие листья для настоя, когда следит за тем, хорошо ли подметают на улицах и в переулках, наблюдает за порядком или укрывает специальными колпачками самые нежные побеги, чтобы они не засохли на ветру или на солнце. Но ответ, который приходит ему на ум, оказывается еще более непочтительным, чем вопрос, хотя и содержит долю истины. Вероятно, с годами ослабла любовь Хайраддина к логике и простоте. Он полюбил почести и панегирики, на которые так щедр двор. Он хочет обрести славу на века. Участвовать в великих сражениях, вести которые способна лишь самая могущественная империя.
Уже и теперь Хайраддин знаменит. Моряки всего мира признают, что на море ему нет равных. Что же ему еще нужно?
Осман уверен, что Хайраддину нравится сам процесс поиска, потому что добиваться того, что ты желаешь, интереснее, чем иметь. И эта постоянная готовность к действию, повод для которого может быть самым ничтожным, часто задает ритм на всю жизнь. Хотя жизнь в этом случае можно уподобить щепотке травы, брошенной в котел с уже готовой смесью: когда она закипит, в отвар бросают еще что-то, потом перемешивают, вновь доводят до кипения и, не давая жидкости отстояться и посветлеть, добавляют еще несколько щепоток разных трав, листьев, снова перемешивают, варят и переваривают. Настой считается пригодным к употреблению лишь после того, как превратится в густую кашицу. Многие пытаются и жить так же, а значит, не живут вовсе, думает Осман.
Большинство людей не знает, какое это удовольствие остановиться хотя бы на мгновение, спокойно оглядеться по сторонам и сказать: «Вот это моя жизнь, от и до. Маленький отрезок, но между этими двумя точками я есть часть бытия. То, что случится со мной завтра, покрыто тайной, но в этот короткий миг человек может быть спокоен, потому что он существует». А вместо этого все бегут куда-то, как сумасшедшие, пока их сердце не лопнет, словно воздушный шарик.
Но Осман не считает себя мудрее других. Он тоже вертится как белка в колесе. У него тысяча дел с тех пор, как Амин покинул его и берет уроки у лучших учителей города. Если будет на то воля Аллаха, он станет аптекарем и врачом.
– Возьми кого-нибудь другого, – советует Хасан, – ты не должен так уставать.
Во дворце все его уговаривают, чтобы он взял себе слугу или даже нескольких слуг. Но Осман не хочет чувствовать себя стариком.
Пока Осман все время куда-то бежит, – как, впрочем, бегут и солнце, и звезды, – бегут и годы. Со времени того письма, которое сообщало о несостоявшемся браке Анны с саксонским принцем, прошло еще два года. Прибыли новые письма от маркизы де Комарес, от Жан-Пьера, разъезжающего по всему миру с посольскими миссиями вместе со своими семью собачками, и послания от Хайраддина, плавающего вокруг света на судах, вооруженных мощными пушками. Так же, словно дым, рассеялись и другие претенденты на руку Анны де Браес, но император, вместо того чтобы окончательно рассердиться на нее, рассердился на свою упрямую дочку, не желающую идти замуж за внука Папы. К великой радости Османа, который до сих пор не верил, что у сильных мира сего тоже бывают осечки.