К сожалению, некоторые члены экипажа галеры утонули – и все из-за укоренившейся моды держать на судах людей, разряженных как кони на параде: когда страх заставляет их прыгать с борта в воду, они, запутавшись в своих дорогих тряпках и украшениях, идут на дно. Да и не только папским воинам присущ этот недостаток – во всех армиях приняты такие глупые нормы. В данном случае для этого есть хоть какой-то официальный повод: плавание с почетной миссией обещало быть вполне безопасным благодаря договору, заключенному между Францией и Испанией и поддержанному менее могущественными государствами. Так что сохранность товаров, которыми были загружены галеры, гарантировалась этими соглашениями, а уж о почетных пассажирах, служивших своего рода надежнейшим пропуском, и говорить не приходится. Спать бы и спать всем в это время на папских галерах, если бы накануне маркиз Комарес не выразил пожелания бросить якорь в каком-нибудь богатом рыбой местечке. И вот теперь и папские воины, и испанцы, и купцы со своими товарами сами вместо рыбы оказались на сковородке.
Бедный французский адмирал папского флота, в обагренном кровью прекрасном наряде, не знает, какому святому молиться, чтобы спастись. Он проклинает судьбу, свалившую ему на голову все эти ящики, бочки, тюки с товарами, всех этих тупых швейцарских гвардейцев, окончательно обленившихся за долгие годы выполнения чисто декоративной функции, – откормленные и рыхлые, в морских походах они плохо держатся на своих слабых ногах.
Под палубой, в помещении для гребцов, от криков, кажется, вот-вот лопнет обшивка бортов: сидящие на веслах каторжники, догадавшись о нападении пиратов, перестали грести и не повинуются надсмотрщику. Огромные весла – на каждом из них сидят по четыре гребца – беспомощно повисли.
На разных ярусах, где в неописуемом нагромождении цепей и в тесноте сидят гребцы, те, что покрепче, стараются выломать весельные валы и использовать их как оружие. Сделать это непросто, так как руки и ноги у всех закованы в цепи, а сами они обессилели от многодневной гребли. Беднягам, сидящим в самом нижнем ярусе, приходится хуже всего: они чуть не по грудь погружены в вонючую соленую жидкость, на поверхности которой плавают экскременты и всякие отбросы.
Одну из скамей удается сломать. Два гребца ухитряются выдернуть из нее ось, к которой крепится цепь. Освободившись от цепи, они набрасываются на надсмотрщика, пытающегося улизнуть на палубу. Но поздно: навстречу ему по трапу спускаются два бербера, вооруженные ломами и клещами, а за ними следует сам Хайраддин.
От радостного удивления гребцы в трюме умолкают. В этом аду вся надежда галерников на пиратов: нередко их нападения оборачиваются для рабов свободой, хотя случается, что из рук одного хозяина они попадают в руки другого, еще худшего. Но, увидев Краснобородого, каторжники понимают, что им улыбнулась удача – Хайраддин повсюду пользуется славой спасителя.
После мгновенного затишья поднимается буря восторга:
– Да здравствует всемогущий Хайраддин!
– Да здравствует освободитель Хайраддин!
Хайраддин величественным жестом требует тишины, и галерники послушно смолкают.
Краснобородый приветствует рабов на смеси языков, понятной морякам всех широт, и приказывает:
– Снять оковы!
Оба бербера, спустившиеся в трюм вместе с раисом, под крики всеобщего ликования тотчас же принимаются за работу.
– А теперь, – говорит Хайраддин, – вы останетесь на веслах и будете грести до тех пор, пока все не закончится. Мы должны заманить в западню вторую папскую галеру, а затем добраться до надежной гавани.
Галерники – мавры, берберы, турки, африканцы – после высадки смогут, по желанию, либо вернуться к себе на родину, либо остаться у берберов. Галерникам-христианам, приговоренным к каторжным работам за долги и преступления или проданным в рабство, тоже будет предоставлен свободный выбор, но только после того, как они искупят свою вину трудом.
Люди растроганно и благодарно кивают головами. Насмерть перепуганный надсмотрщик поглядывает на эту массу новоявленных смирных ягнят и ждет, что они вот-вот вновь превратятся в стаю голодных волков, готовых наброситься на него и разорвать на куски.
Но Хайраддин рачительный хозяин: он приказывает оставить надсмотрщика в живых и посадить его на весла вместо умершего гребца с одной из кормовых скамей. Сейчас нельзя отказываться от пары крепких рук.
На палубе между тем в лихорадочном темпе разыгрывается пантомима: камзолы, пышные шаровары, плащи, украшенные перьями шляпы переходят от побежденных к победителям. Берберы натягивают на себя отнятую у противника пеструю одежду кое-как, чтобы в случае необходимости можно было быстро ее сбросить. Здесь преобладают красно-желтые цвета, то есть цвета папского государства. И папским подданным, и испанцам затыкают кляпами рты, пленников заталкивают во все углы, прикрывают брезентовыми полотнищами, распихивают по щелям между ящиками и тюками.
Те из пиратов, которые получше экипировались и стали похожи на испанцев или папских гвардейцев, занимают места на палубе и мостиках.