Серебряная рука

– Дорогой мой принц, терпения у меня хватает: я уверен в правильности расчетов, произведенных мною в минуты особого просветления. Но до сих пор не представилось случая испытать мое изобретение в деле, – отвечает Жан-Пьер с самодовольной улыбкой. – Результат может быть только блестящим. Но молодежь нетерпелива, если вам угодно – мы произведем испытание прямо здесь. Я польщен вашим вниманием к орудию.

Пушку уже сдвинули, и она утратила устойчивость. Испытывать ее, не закрепив прочно на новом месте, нельзя. А завтра ее уже должны переправить на бастионы порта. Существует строгое правило: пленные не должны знать, где размещены оборонительные укрепления, но в данном случае, учитывая необходимость оснастить оборону порта самым лучшим оружием, можно рискнуть и отвести на бастион Жан-Пьера де Лаплюма – единственного человека, знающего секрет замысловатого устройства.

Вот орудие уже установлено, тщательно прочищено и смазано. Жан-Пьер, чрезвычайно взволнованный, желает лично выполнить обязанность канонира: ни к чему, говорит он, тратить время на объяснения всех особенностей обращения с новым механизмом несведущему солдату. В действительности же он просто всех ревнует к своей тайне.

Когда наступает решающий момент, в порт и в город отправляют глашатая: он оповестит жителей, что будет произведен пушечный выстрел из нового орудия, пусть не пугаются.

Пушку нацеливают в открытое море и стреляют. О ужас! Канонир и рабочие, перетаскивавшие орудие и оставшиеся из любопытства поблизости, не приняли должных мер безопасности и теперь черны от копоти, изранены мельчайшими металлическими осколками.

Капитан Жан-Пьер вынужден признать, что какая-то пустяковая деталь не сработала. Подобный конфуз мог бы хоть кого вывести из равновесия, но у французского капитана отыщется тысяча оправданий.

– В сущности, – утверждает он, – вся наука держится на интуиции, и только испытания показывают, удачно открытие или нет.

– Дилетантство – хорошая вещь, – говорит Хасан, – но пушки должны стрелять во врага, а не косить канониров.

Жан-Пьер от души хохочет. После пережитого во время боя страха он быстро обрел присутствие духа, хорошее настроение и жизнелюбие. Профессионального наемника де Лаплюма не смущает пребывание в чужой стране. На этот раз он оказался в положении, которое официально именуется рабством, но разве прежде ему не доводилось быть рабом денег, рабом обстоятельств при перемене хозяев, рабом случая, всегда играющего человеком? Разница, в общем-то, невелика. Вот и сейчас Жан-Пьер приобретает полезный опыт, который сможет выручить его в будущем, а в данный момент спасает от однообразия и скуки – самых главных его врагов.

Слуги принесли обед, и Жан-Пьер с жадностью набрасывается на жареное мясо, нанизанное на ветку лавра.

– Мне нравится ваша кухня. Такие смелые сочетания ароматов!

Он прибавил в весе и очень гордится этим. Жалок человек, у которого все кости наперечет!

– Теперь совсем другое дело, – говорит он, похлопывая себя по округлившемуся брюшку. – Так и колет носить удобнее, да и на ляжки не надо накладывать дополнительные толщинки.

Де Лаплюм чувствует себя прекрасно, вот уж будет о чем рассказать, когда он вернется в Европу.

– Кстати, никто о нас еще не справлялся? Понятно, что Папа гневается. Хотя не исключено, что он, скупец, просто жалеет деньги на выкуп.

3

Работы на флагмане возобновляются. Если не считать конфуза с орудием, у капитана действительно обнаруживаются вполне приличные познания в области артиллерии. Правда, он больше смыслит в вопросах покупки орудий, чем в стрельбе из них. Жан-Пьер в курсе всего, что касается владельцев оружейных заводов, надежных мастеров, самых известных плавилен. Он побывал на многих из них, закупая орудия для своих хозяев. В более счастливые времена он приобретал там кое-что и для себя. С удовольствием вспоминает капитан одну богемскую плавильню, где он приобрел пушки для собственного замка. На юге Франции у него ведь прекрасный замок. Вернее, был. Из-за превратностей судьбы его пришлось заложить. Можно считать, что замок потерян навсегда. Капитану очень жаль своего родового замка, но ведь жить можно и без него.

– Жить можно, даже забивая колья и просмаливая борта судна. Но беда, если все это затягивается! Не в обиду вам будь сказано.

Жан-Пьер, закручивая нитку вокруг болтающейся пуговицы, продолжает рассказывать о богемской плавильне, которая так ему понравилась. Он провел там целых три месяца и нисколько не скучал. До сих пор прекрасно все помнит и с удовольствием описывает склады, расположение печей, желобов, форм.

– Нет, капитан, вы ошибаетесь, центральный желоб не спускается прямо к реке. Сначала он идет параллельно ручью, вытекающему из лиственничного леса, потом изгибается и только шагах в ста от места, где воды ручья и реки сливаются, он подходит к реке, образуя водопад в рост человека.

Это заговорил Хасан. Жан-Пьер де Лаплюм удивленно смотрит на него:

– Вы что, ясновидящий?

– Да нет, конечно.

Дело в том, что Хасан сам какое-то время провел в этой действительно прекрасной богемской плавильне.