Серебряная рука

Ночью Алжир спит спокойно, насколько это вообще возможно в портовом городе с его кабачками, с его жителями, которые к вечеру становятся еще веселее и развязнее, чем днем, с его грабителями, что выходят с наступлением темноты на свой злодейский промысел, со всеми, кто плачет и смеется, рождается и умирает – ночью почему-то гораздо чаще, чем днем.

Осман Якуб тоже отдыхает, но на свой лад. Пользуясь отсутствием Хасана, он наводит порядок в библиотеке: вытирает пыль, поправляет тяжелые занавеси или пытается расшифровать слишком сложную для него запись. При этом он негромко напевает своим приятным голоском, хотя и не совсем точно, какой-то незнакомый, но навязчивый мотив. Пение успокаивает. Когда Шарлотта-Бартоломеа приходила в ярость и не могла заснуть из-за визга виверр, он, желая успокоить ее, предлагал что-нибудь спеть.

– Спойте, маркиза. Первое, что придет в голову. Вот увидите, как это отвлекает.

«Бедная женщина, – думает Осман, – на самом деле она не такая уж плохая. Нелегко ей придется после возвращения к Комаресу».

Присутствие Комареса во дворце всем явно приносило несчастье. Стоило Осману хотя бы раз встретиться с ним, чтобы потом целый день ему не везло.

«Только бы не сглазил! Слава Богу, он сейчас далеко».

И чтобы избавиться от воспоминаний об этом страшном человеке, Осман вновь начинает напевать привязавшийся мотив. Ему кажется, что наконец-то он верно ухватил мелодию, но из-за неожиданного шума у входа, снова сбивается.

«Наверно, это гонец от управляющего».

Осман Якуб умолкает и прислушивается. Управляющий, который давно ему завидует, ведет себя властно и пренебрежительно. Теперь он не разрешает ему зажигать ночью свет в царских покоях. Осман мог бы прибегнуть к покровительству Хайраддина – он сейчас во дворце, – но не хочет беспокоить раиса по пустякам, отвлекать домашними делами, которыми тот не любит заниматься. Осман пытается придать своему лицу надменное и вместе с тем сердитое выражение, чтобы произвести должное впечатление на гонца управляющего, но его усилия оказываются ненужными: вместо гонца появляется Анна де Браес и молча останавливается перед ним с застывшим взором.

– Боже мой, что случилось? Баба на этот раз вернулся без ноги? Или что-то произошло с принцем Хасаном?

Анна только глубоко вздыхает и молчит.

– Они оба погибли?

Анна отрицательно качает головой, глаза ее становятся все больше, а плечи при каждом вздохе поднимаются все выше, словно два крыла.

Осман бросает свои тряпки, вытирает руки и заботливо усаживает девушку на диван.

– Голубка моя, тебе совсем плохо! Присядь, отдохни! Что с тобой, сокровище мое? Скажи мне, что случилось.

А дело, оказывается, в том, что этот проклятый римский герцог прислал выкуп, и теперь от него приехал посланец, чтобы сопровождать ее в Рим. И вот нежная голубка Османа Анна де Браес, демонстрируя прекрасную память, осыпает подслушанной в конюшнях отборной бранью и своего жениха, и дядю Комареса, и короля Испании, и даже Папу, который, возможно, и не имеет отношения к этому браку, но он – властитель Рима, где живет этот ненавистный герцог Герменгильд.

– Ты должен научить меня заклинанию, освобождающему от клятвы.

Осман не знает никакого подходящего заклинания. Он редко давал клятвы в своей жизни, потому что нарушение клятвы – тяжкий грех, ведь клятва – это договор с самим Господом Богом.

– Ну придумай сам что-нибудь, если не знаешь, что тебе стоит! Ты же не хочешь, чтобы я стала клятвопреступницей?

– Пресвятая дева, Богородица…

– Говори быстрее, а то мне хочется плакать, а я поклялась никогда больше этого не делать.

– Пресвятая дева, Богородица, освободи Анну от ее клятвы и разреши ей плакать во имя Отца, Сына и Святаго Духа. Аминь. Плачь!

Но у Анны не появляется ни слезинки.

– А казалось, что ты готова затопить слезами весь дворец! Ты слишком сердишься, сокровище мое, и потому не можешь плакать, – говорит Осман, утешая ее. – Что я могу для тебя сделать?

– Дай мне яду.

– Я не делаю ядов.

– Но неужели тебе неведомы никакие яды?

– Я знаю самые лучшие яды, но не хочу, чтобы мне отрубили голову. Представляешь, что со мной сделают, если я отравлю посланца твоего супруга и господина?

– Это я, я хочу умереть.

– Глупости. Старый муж не станет долго тебе докучать, Господь милостив, – говорит Осман, прикидываясь бессердечным циником в надежде приободрить ее, – не огорчайся, сокровище мое. Когда случилось это несчастье?

Никто ничего не знал, но гонец прибыл по крайней мере два дня назад. Казначеи проверили документы, пересчитали выкуп: все было правильно, включая огромный штраф за просроченные дни. После чего выправили бумагу об освобождении и по окончании Совета отдали на подпись Хайраддину.

– Видишь? Ничего не поделаешь.

Анна просто в отчаяньи. Раисы хорошо к ней относились, и женщины в гареме, и солдаты, и животные в царском зверинце. Во дворце столько людей, ей тоже нашлось бы местечко. Она не ожидала, что Хайраддин позволит ей уехать.