Серебряная рука

Утренняя молитва послужила прекрасным оправданием, так же как и другое объяснение – зловонный дух из погреба. Ни один человек в магазине не связал обморок госпожи с известием, что Арудж-Баба вместе с бандой своих разбойников был окружен среди африканских гор и нашел смерть от меткого удара копья.

Послание императора изобилует подробностями, и Томас с радостью сообщает их.

– Говорят, что копье бросил какой-то испанский солдат, но я думаю, что это был сам ангел Господен или святой. Смерть Аруджа – такое чудо мог явить только Господь! – Говоря это, лавочник прижимает руки к груди и в знак благодарности возводит глаза к небу. – Теперь все вздохнут с облегчением. Теперь, когда старый бандит подох, как собака, торговые суда будут чувствовать себя в море значительно увереннее, да и плавать быстрее, что пойдет на пользу нашей торговле и доставит удовольствие дамам. – Томаса Гуппера радует его собственная выгода и польза, которую принесет смерть Аруджа покупателям. – Прошу прощения, но из-за волнений, которые доставил нам сегодняшний день, я даже не поздоровался с вами должным образом.

И он наверстывает упущенное с помощью целого ряда куртуазно-подобострастных поклонов, кружа вокруг маркизы, словно ощипанный павлин в дни линьки, после чего преклоняет колено и застывает в этой позе, как будто застигнутый внезапной судорогой, пока дама не делает ему знак подняться.

Комарес всегда была хорошей клиенткой, но после возвращения из своего длительного и таинственного путешествия в заморские страны маркиза полюбила роскошно одеваться и посещать магазины. Поговаривают, что и сама она не брезгует торговлей. Но для лавочников Гента, она – словно манна небесная. Мадам, как нектар, влекущий к цветам пчел, привлекает клиентов в магазины, едва переступив их порог. Если она покупает какую-нибудь материю, гофрированную отделку, кружево, шкатулку или кубок, сразу и другие дамы покупают то же самое: товары расходятся молниеносно, сундуки пустеют, не успев открыться.

– И именно ей пришлось вдыхать эту вонь, – шепчет Корнелия мужу, – ты понятия не имеешь, что такое деликатность.

Томас, которому жена постоянно твердит, что он должен быть любезен с клиентами, на этот раз превосходит самого себя, из кожи вон лезет, чтобы только загладить свою вину.

– Корнелия, сокровище мое, ты помнишь, что в порт вошли корабли?

Когда прибывают суда с товарами, у Гупперов принято устраивать праздничное угощение: постоянных посетителей потчуют уже ставшими известными во всем городе пирожками с изюмом в кунжутной подливке.

Небольшой стол все еще накрыт в нише окна. Подкрепившись, Томас продолжает свой взволнованный рассказ.

О гибели Краснобородого он узнал на таможне, где императорские сборщики налогов потребовали вносить добровольные пожертвования в городскую казну для частичного возмещения военных расходов. У кого были с собой деньги, те сразу же и заплатили на радостях по случаю победы. Тем более, хочешь не хочешь, а платить все равно всем придется. К тому же по такому случаю грех не заплатить, это справедливо, можно даже сказать – прекрасно. Весь город внезапно раскошелился, чтобы устроить иллюминацию и праздник.

– На заходе солнца, дамы и господа, будет факельное шествие до самого дворца наместницы, а затем в соборе начнется торжественная служба Те Deum.[7] По этому случаю понадобятся новые ленты и кружева. Торопитесь, господа! Выбирайте, а в цене договоримся!

В одно мгновение прилавок покрывается лентами, кружевами, кусками разноцветной и дорогой материи. Вновь предлагаются напитки. Дамы шутят со своими кавалерами. Все веселы, кроме Шарлотты-Бартоломеа, которая бледна и замкнута.

– Маркиза, попробуйте выпить хоть капельку, – умоляет ее Корнелия, опасаясь, как бы она не затаила на них обиду за недавний промах, – вам это пойдет на пользу, поверьте.

Благородная дама берет бокал рейнского вина и решает отпить глоток из вежливости.

– Вот вы сразу и порозовели.

Вино возвращает силы, но, к сожалению, также и боль. Медленно попивая свое лекарство, Шарлотта погружается в приятные и мучительные воспоминания о тайных вечерах во дворце, проведенных вместе с Аруджем, когда они много говорили и никак не могли наговориться, смеялись от души. Никогда и ни с кем Шарлотте не было так хорошо, спокойно и уютно, и это ощущение радости навсегда осталось жить в ее сердце. С тех пор как Шарлотта вернулась, ей было достаточно знать, что рыжебородый Баба просто живет на свете, все такой же сумасбродный и обаятельный. Теперь мир, казалось, утратил цвет, стал печальным и скучным, однако, раз ее африканское прошлое должно остаться тайной в землях Фландрии, Шарлотта-Бартоломеа стоически улыбается и вновь берет в руки черную кружевную отделку.

– Нет, нет, маркиза, черное не годится для сегодняшнего вечера.

С огромной гордостью лавочник показывает изумительное светлое кружево для праздничных церемоний и набрасывает ей на голову.

– В этом шедевре вы будете великолепны на ночном богослужении и также в Испании, при дворе императора, когда он будет праздновать победу вместе с его превосходительством…