Серебряная рука

Сама же Шарлотта убеждена, что этот приступ, это недомогание, которые и в самом деле имели место, чего она не может отрицать, случились все-таки не из-за любви. У нее перехватило дыхание и потемнело в глазах от гнева. Если существует Всевышний, вообще кто-то, кто правит миром, как мог он допустить подобную несправедливость, подобную дисгармонию в им же самим созданном мире? Как мог даровать он победу такому примитивному и ничтожному человеку, как маркиз де Комарес? Человеку с таким холодным сердцем? Маркизе стало плохо именно от обиды.

С тех пор как маркиз сделал все возможное, чтобы оставить ее в плену, Шарлотта-Бартоломеа, хотя и была вынуждена на людях относиться к нему с почтением, как подобает благородной сеньоре и верной супруге, в глубине души испытывала лишь презрение, которое отчасти компенсировало отвращение от необходимости носить его имя и лицезреть себя рядом с ним на официальных портретах. Она дала себе клятву отравить ему жизнь и никогда не одалживать денег, как бы упорно он их ни просил. А он попросит, обязательно попросит, потому что он вечно без денег, как все солдаты, которые если и выигрывают одно сражение, то обязательно проигрывают другое. Маркиза де Комарес откладывает каждую монету, чтобы иметь удовольствие сказать маркизу, своему супругу: «Это мои деньги, дорогой, и я тебе их не дам». Для этого ей нужно иметь много-много денег и драгоценностей, чтобы разложить их перед ним, такие прекрасные и недосягаемые.

– Несомненно, – уговаривает себя Шарлотта-Бартоломеа, – этот приступ дурноты был вызван у меня гневом, оттого что победу одержал маркиз де Комарес.

И все же, когда наступает ночь и маркиза ложится спать, ей приходится признаться самой себе, что именно смерть Аруджа засыпала черным пеплом ее мысли и чувства, прогнала сон, сломила волю к жизни. У нее нет больше желания продолжать свое путешествие, подготовленное с такой тщательностью и начатое с таким блеском. Она делает официальное заявление, что долг и неотложные дела призывают ее обратно в Испанию, освобождает себя от всех обещаний и обязательств во Фландрии, рассылает письма с извинениями из-за несостоявшегося визита к Габсбургам, а также в Рим и мчится ко двору императора, чтобы, опередив своего ненавистного мужа, покарать его суровой и справедливой местью.

Однако, когда она туда приезжает, оказывается, что ее победоносный супруг уже прибыл несколько дней тому назад и, пожиная плоды своего триумфа, сам приготовил ей неприятный сюрприз. В одной из новых церквей Шарлотты-Бартоломеа маркиз выставил на всеобщее обозрение и поругание то, что осталось от ее бейлербея – бороду и плащ, – и очень гордится тем, что в сущности превратил в священное ex voto все, что осталось от демона.

– К сожалению, сеньора, моя жена очень больна, – отвечает Комарес всякий раз, как его спрашивают, почему Шарлотта-Бартоломеа никогда не показывается при дворе или в обществе вместе с ним, – она не выходит из дома, и дай Бог, чтобы она поправилась как можно скорее.

3

Есть еще один человек, который никак не может излечиться от боли, причиненной ему смертью Аруджа. Это Осман Якуб, потерявший крест, который он нес, потому что на самом деле Баба был для него истинным мучением. Однако, вместо того чтобы почувствовать облегчение, Осман испытывает в душе страшную тяжесть.

Уже прошло довольно много времени с момента гибели Аруджа, но для Османа время как будто остановилось, и рана его все еще кровоточит.

Хайраддин отправился на очередную ужасную войну, которая, как считает Осман, будет такой же трудной, затяжной и бесполезной, как и война Аруджа. Баба ходил на запад, а Хайраддин бросился на восток – только в этом Осман и видит разницу.

Хасан занят морскими набегами, которые тоже по сути являются военными действиями, может быть, более краткосрочными, чем те, что вели его отцы, но, разумеется, не менее рискованными.

Пока они отсутствуют, городом правит Совет очень спокойно и разумно, без происшествий. Управляющие забрали большую власть во дворце, но не решаются что-либо приказывать или запрещать Осману.

Растения живут, не ведая, что никогда больше не станут отварами, компрессами и примочками для Аруджа, который был их господином и хозяином. Они продолжают как ни в чем не бывало расти, цвести и, когда приходит их время, увядать.

Давно уже нет во дворце Анны де Браес с ее капризами и шалостями. Некого больше утешать и баюкать.