Серебряная рука

Хасан ежедневно приходит на верфь проверять ход работ. Иногда он задерживается там подолгу и сам принимается за дело. Специально для него поставили маленький шатер, в котором он переодевается. Не может же принц орудовать пилой и рубанком в длинной галабии и атласных шароварах, сшитых придворными портными. На верфи он обычно надевает матросские штаны и подвязывает свои длинные чудесные волосы полоской ткани или тонким льняным шнурком.

Поначалу людей, привыкших к совсем другому отношению, смущало, что сам берберский принц держится с ними запросто. И знатным, и совсем простым пленникам казалось, что вовсе ни к чему такая демонстрация; но потом, когда они попривыкли к своей новой жизни, эта странность для них тоже стала нормой. И теперь многие считают Хасана другом, с которым можно перекинуться шуткой и посостязаться в умении вязать морские узлы.

Пленники разделены на группы, в которых не всегда соблюдается иерархия, существовавшая до плена: все зависит от наличия необходимых для дела знаний и умения.

Группы эти непостоянные, работники в них все время меняются. Лучше не допускать, чтобы в группах создавались слишком прочные связи. Там, где сосредоточено много пленников, работающих с инструментами, которые мало чем отличаются от оружия, всегда есть опасность бунта.

В данном случае опасаться крепкой спайки между пленниками не приходится: представители Папы и испанские посланцы постоянно ссорятся между собой, кроме того, в этих двух лагерях то и дело вспыхивают стычки между немцами и фламандцами, между итальянцами и испанцами, между итальянцами и швейцарцами. Когда стычки начинают перерастать в беспорядки, надсмотрщики не очень церемонятся: отрубают зачинщикам три пальца на руке или полстопы на правой ноге — все-таки это лучше, чем дурацкая резня между соперничающими бандами. Иногда можно ограничиться и менее суровыми наказаниями — несколькими ударами плетью или парой ведер соленой воды, вылитых на рану. А в некоторых случаях помогают поощрения: большая, чем обычно, порция еды, какое-нибудь лакомство, короткий отдых, женщина.

И все-таки жизнь на верфи состоит не из одних мучений. Люди, хоть и жалуются, предпочитают не бездельничать, а работать и иногда даже развлекаются. Кое-кто из них раньше ничего не умел делать, а теперь учится какому-нибудь ремеслу. У некоторых от такого здорового образа жизни проходят старые хвори, кровь течет по жилам быстрее и желчь не застаивается. Нечто подобное произошло и с маркизом де Комаресом: лицо у него уже не такое синюшное, да и морщины разгладились, хотя он изо всех сил старается сохранить вид смертельно обиженного человека. С тех пор как маркиз вынужден заниматься недостойным его грязным трудом, в его душе даже проснулись какие-то неведомые ему ранее чувства, хотя Жан-Пьер де Лаплюм, например, убежден, что испанский гранд чувствовать что-либо неспособен, ибо души у него вообще нет. В действительности же в душе маркиза бушуют страсти: чувство унижения оттого, что ему приходится выполнять черную работу, борется в нем с гордостью, когда он показывает своим людям, что не боится физического труда и ни за что не проявит слабости духа. Надо сказать, что в области технических знаний Комарес был прежде полным невеждой, а теперь начинает кое в чем разбираться. Раньше ему всегда приходилось полагаться на подчиненных, которые без всякого контроля разрабатывали планы и составляли сметы предстоящих расходов. Теперь он уже более четко представляет себе, сколько требуется людей, времени и материалов для строительства и эксплуатации военного корабля или для плотницких работ. Приходится признать, что даже из прискорбной ситуации, в которую он попал, можно извлечь какой-то полезный урок, которым он не преминет воспользоваться в предстоящей борьбе с нынешними его хозяевами. Когда подвернется такой удобный случай — не важно: упорства Комаресу не занимать. И терпения тоже.

2

Спуск тяжелой артиллерии оказывается очень сложным делом. Тут нужны специальные лебедки и наклонные настилы. Пушки разбирают, помечая все снятые с них детали, и прежде, чем решить, где их можно будет снова смонтировать, проверяют и пробуют различные модели.

Во время этих работ Хасан обнаруживает, что прицельное устройство одной из тяжелых пушек, установленных на борту папского флагмана, отличается от всех, что он видел прежде. Он удивлен и корит себя за то, что не заметил этого во время плавания. Слава Богу, что пушку не пришлось ни разу использовать в деле. Он велит привести к нему папских канониров, но узнает, что на флагмане был только один канонир, да и тот, бедняга, погиб в числе первых, так что никто ничего не знает. Действительно, судну ведь отводилась сугубо представительская роль, и пушки на него ставили «для красоты».

— Кто же мог ждать нападения, — смущенно замечает один из офицеров. — Его святейшество Папа всегда полагался на силу дипломатии.