Серебряная рука

Жан-Пьер, закручивая нитку вокруг болтающейся пуговицы, продолжает рассказывать о богемской плавильне, которая так ему понравилась. Он провел там целых три месяца и нисколько не скучал. До сих пор прекрасно все помнит и с удовольствием описывает склады, расположение печей, желобов, форм.

— Нет, капитан, вы ошибаетесь, центральный желоб не спускается прямо к реке. Сначала он идет параллельно ручью, вытекающему из лиственничного леса, потом изгибается и только шагах в ста от места, где воды ручья и реки сливаются, он подходит к реке, образуя водопад в рост человека.

Это заговорил Хасан. Жан-Пьер де Лаплюм удивленно смотрит на него:

— Вы что, ясновидящий?

— Да нет, конечно.

Дело в том, что Хасан сам какое-то время провел в этой действительно прекрасной богемской плавильне.

— Жаль, что мы с вами там не встретились, а то как-нибудь вечерком могли бы поиграть в кости в замке владельца.

— Меня бы туда не пустили. Я же не был, как вы, клиентом, приехавшим закупать пушки, а работал у печей.

Жан-Пьер, смущенный своим неосторожным высказыванием, интересуется, долго ли Хасан там проработал невольником.

— А я там вовсе не невольником был. Несколько лет тому назад меня посылали туда учиться.

Хасану было полезно на какое-то время оторваться от книг, а Краснобородым хотелось получить новые сведения в этой области, поскольку алжирская плавильня устарела. И Хасан, усвоив дома начала литейного дела, отправился в Богемию. Молодому человеку, проявившему интерес к литью металла и не претендовавшему на высокую плату, получить работу в плавильне было нетрудно.

— Так, значит, вы бывали в самом центре Европы в качестве подмастерья литейщика? — удивляется Жан-Пьер де Лаплюм. — Потрясающе! И этот каторжный труд, простите, вы именуете полезной практической деятельностью? Неплохо устроились ваши приемные отцы! Такая учебная практика обошлась им совсем недорого.

Вероятно, сам факт, что молодые берберы что-то изучают, кажется очень странным французскому аристократу.

— Нет, нет, не подумайте ничего дурного, — восклицает он. — Мы тоже приучаем молодое поколение к жизни. Взгляните на меня. Скажу без хвастовства — я любые трудности могу выдержать! Достаток здесь ни при чем. Судя по вашей одежде и по шатру, который вам поставили на верфи, могу предположить, что средств у вас хватает. Но расскажите же мне о ваших поездках. Это ужасно любопытно. И часто вы ездите набираться опыта? Вам это доставляет удовольствие?

Хасан объясняет, что такие ознакомительные поездки как раз и предназначены для того, чтобы чему-то научиться. Иногда они сопряжены с трудностями, но чаще доставляют радость. Обычно их организуют официально, но иногда приходится ездить инкогнито, как было, например, в тот раз, когда он посетил Рим в качестве музыканта и имел там большой успех.

— Только не говорите, что в Риме вам предстояло научиться тому, как стать хорошим Папой!

— Нам нужны были достоверные сведения о подготовке к крестовому походу, — уточнил Хасан с улыбкой. — Мы хотели знать, в чем именно заключалась подготовка, и я выяснил, что для этого мобилизовали дополнительные отряды, а остальные войска в поход не собирались, и флот тоже к нему не готовили.

Жизнь маленького берберского государства требует, чтобы его властители были всегда начеку и умели обезопасить себя с помощью целой системы полезных связей, миссии нужны самые разные — не только тайные, но и обычные, позволяющие развивать отношения с другими странами, обмениваться посланниками, заключать торговые договоры и военные союзы.

Хасану нравятся такие поездки, и он надеется, что Хайраддин по возвращении обязательно пошлет его куда-нибудь с интересным поручением. В силу ряда причин его очень влечет себе Персия. Зато в Европу он может теперь получить прекрасный «пропуск»: стоит только облачиться в платье, сшитое на манер капитанского, и он сразу получит доступ в самые узкие круги европейской знати.

Капитан так тщеславен, что не замечает в словах Хасана иронии; его губы растягиваются в довольную улыбку — де Лаплюм счастлив, что его элегантность произвела впечатление, хотя, если честно признаться, от его наряда осталась одна видимость: штопки и заплаты замаскированы бантами и складками, а дыры превращены в изящные прорези, сквозь которые виднеются пышные буфы рубашки или аккуратно прикрепленные с исподу лохмотья.

4

По мнению Османа Якуба, природа создала ночь для отдыха. Так почему же в этом дворце то по одной, то по другой причине целыми ночами приходится бодрствовать?

— Я устал стоять на ногах.

— А кто тебя заставляет? Кому нужны эти проклятые плошки с варевом из трав, от адского запаха которого дух спирает!

— Как смеешь ты хулить мои целебные отвары?! Я целыми днями только и делаю, что подбираю нужные дозы разных смесей!

— Лучше бы тебе не тратить время на всю эту чепуху. Осман Якуб начинает хныкать: