Серебряная Соколица (СИ)

По двору, уперев руки в боки, ходит Тараканов, важный словно индюк. У стола с картой столпились люди, ожесточенно о чем-то споря, но Великий князь в споре участия не принимал. То и дело по двору проносились гонцы с пакетами, передав которые, они сменив лошадь торопились ускакать в ночь с новым пакетом.

Заметив Ниобу, Тараканов кивком отпустил военного и жестом попросил следовать за ним.

— Не самую подходящую ночь для побега вы выбрали.

Ночь и тревоги сделали Тараканова старше на добрый десяток лет. Он смотрел из-под бровей хмурым взглядом, что заставлял сбиваться с шага спешащих к нему офицеров.

— Какого демона, вам взбрело в голову устроить переполох в княжеских палатах? — бросил он через плечо, шагая через двор столь стремительно, что Ниоба едва поспевала за его шагами.

— А какого демона, мне не позволили свободно покинуть их?

Повернувшись, он посмотрел на девушку с высоты своего роста, но резкий ответ не успел сорваться с его губ.

— Вас укусили?

Ниоба успевшая позабыть о раненной руке, легкомысленно отмахнулась.

— Ерунда.

— Не болит?

— Ни капли. — и глядя на то как переменилось его лицо, неуверенно добавила — Должно быть адреналин…

— Должно быть яд попал в кровь. — буркнул он и резко развернувшись к господскому дому скомандовал — Идите за мной.

На хозяйской кухне, чуть забрызганной кровью, устроили полевой госпиталь. Хозяйничали здесь монахи триединой церкви. Смешивали лекарства, обрабатывали раны, лечили. На языке тут же возник горьковатый вкус аптекарских порошков, а по коже забегали мурашки из-за чужого Таланта.

Если в Кондоме наукой и развитием Таланта занималась Академия, то в Мандагаре столь нелегкий труд лежал на плечах триединой церкви. Они сильно отличались от Имперской церкви Спасителя, что проповедовала подчинение и аскетизм и любила давать простые ответы на сложные вопросы.

Их символ — круг, поделенный на три равных части: Тайка — богиня природы и искусств, Димитрий — бог логики и научного прогресса и Человек — объединяющий в себе эти два начала. Среди монахов было много философов, что пытались постичь мир, исследователей и путешественников. В отличии от Имперской церкви, Триединая не заставляла принимать целибат или как-то ограничивать себя. Под её крылом нашли приют сбежавшие из Империи ученые, чьи идеи противоречили или ставили под сомнение Церковь Спасителя.

Прокушенная рука успела жутко раздуться и посинеть. Вместо крови, из дыр от клыков, сочилась прозрачная жидкость. При этом, Ниоба совсем не чувствовала боли. Только легкое головокружение.

Склонившийся над её рукой монах покачал головой.

— Бросьте, — храбрясь отмахнулась она — меня и раньше кусали. Немного лихорадки и буду как новенькая.

Тараканов, хмуро посмотрел в ответ и развернувшись, коротко бросил:

— Мне нужно идти. Потом поговорим.

Он вышел, заставив всех присутствующих облегченно выдохнуть. Монах вернулся к ране, осмотрев укус, покачал головой.

— Вы ведь не отрежете мне руку — шутя поинтересовалась Ниоба и видя грустный взгляд монаха, испуганно переспросила — Ведь не отрежете?

— Я дам вам лекарства. Неделя терапии и все пройдет, но будет болеть.

— Пусть лучше болит, а что за лекарства?

Мужчина устало посмотрел в ответ.

— Антибиотики. — и заметив проблеск узнавания в её глазах, поспешно добавил — Они совершенно безопасны…

— Не волнуйтесь, я из Кондомы, я знаю, что это такое.

— Ох, спасибо. Кто-то, пытаясь объяснить местным что такое антибиотики начал свой рассказ с пенициллина и теперь все думают, чтобы хотим убить их с помощью плесени.

Получив свою дозу горьких пилюль, Ниоба, отошла в сторону, освобождая монаха, для других раненых. Спрашивать, что произошло, она не решилась. Служители Триединой выглядели уставшими и вымотанными, их пациенты страдали от ран, некоторые закусили кожаные ремни, пытаясь сдержать стоны.

Забившись в самый дальний угол, Ниоба разглядывала дом, любуясь крохотными сине-белыми плиточками, которыми украсили печь; белоснежными занавесками с вышитой на них медуницей; выставленными на полке коробочками, старательно раскрашенными и подписанными, пока кровоподтек на столе, не напомнил куда делись хозяева дома.

Твари напали на поселения всего в паре часов ходьбы от столицы. Звучит как нечто фантастическое. Откуда бы им тут взяться?

Глядя на раненных, вспоминая конные отряды, что спешно покидали столицу, Ниоба нервно поёрзала. Дела на столько плохи, что пришлось задействовать полк царевича?

Руку начало покалывать. По коже бегали мурашки, а следом появился нестерпимый зуд. Белый порошок, которым монах осыпал рану, потемнел, из-за гноя, сочащегося из-под бинтов.

Разве должно оно так быстро развиваться? — с тревогой подумала Ниоба, глядя на опухшую руку. Даже её опыта было достаточно, чтобы понять, что все это как-то странно. Она уже поднялась, желая найти кого-нибудь и спросить, насколько это нормально, когда рука превращается в сочащийся гноем муравейник, когда в дом заглянул гонец и позвал княжну Верес.