Серебряная свадьба

— Наверное, мог бы любить, если б не эта ее черно-белая пуританская мораль — либо ты честен, либо бесчестен, либо святой, либо дьявол во плоти. В жизни так не бывает.

Отец Хёрли посмотрел на красивый профиль племянника. Парень забыл об убитой им девушке. Та ночь с ее предательством и ложью была в буквальном смысле вычеркнута из его памяти.

Отец Хёрли ехал с Грегори, потому что его собственная машина была в неисправности, а Грегори собрался к родителям в середине недели, чтобы попросить у отца в долг крупную сумму. Что-то там затевается — к нему просочилась информация; такой случай бывает раз в жизни, собственно говоря, все это под секретом, только необходимо вложить деньги, и немедленно.

Глупый мальчишка! Отцу Хёрли были глубоко противны эти конфиденциальные признания, его переворачивало от оказанного ему доверия. Но ведь, если разобраться, и сам он — всего лишь странник по «серым зонам». Человек, готовый пойти на ложь, потому что так велит здравый смысл.

Странный это был визит. Отец Грегори, казалось, был смущен и чувствовал себя виноватым из-за того, что не может предоставить нужную сумму, к тому же, он был озадачен — Грегори не говорил, зачем ему понадобились эти деньги.

Грегори не расставался со своей улыбкой, но сказал, что хочет прокатиться к озеру, побыть в одиночестве.

Когда он уехал, Лора похвалила его: сын очень разумно сделал, что поехал, вид озера поможет ему унять раздражение. Хорошо бы Алан дал ему эти несчастные деньги, сказала она, в любом случае рано или поздно все отойдет мальчику. Так почему не сейчас?

В десять тридцать его все еще не было. Отец Хёрли знал — Грегори сидит в пабе у дороги, идущей мимо озера. Пожалуй, прогуляюсь, сказал он, уж больно вечер хорош. До паба было три мили. Отец Джеймс застал племянника в таком виде, что бармен уже не отпускал ему выпивку.

— Идем, я отвезу тебя домой, — сказал отец Хёрли, очень надеясь, что его тон не разъярит пьяного в стельку парня.

Когда они подошли к машине, Грегори оттолкнул дядю.

— Я и сам прекрасно могу вести, — заявил он тоном, ие терпящим возражений.

Парень уселся за руль. У отца Хёрли был выбор — ехать с ним или отпустить его одного.

Он обошел машину и открыл другую дверь. Дорога была плохая, поворотов — не счесть.

— Умоляю тебя, не гони, мало ли кто может оказаться за поворотом, света фар не увидишь.

— Нечего меня умолять! — рявкнул Грегори, не сводя глаз с дороги. — Ненавижу зануд, которые вечно хнычут и умоляют.

— Тогда я тебя прошу…

Они увидели запряженную ослом телегу не раньше, чем налетели на нее. Испуганное животное поднялось на дыбы, и двое стариков вместе со своей поклажей выпали на дорогу.

— О Господи!..

Они беспомощно смотрели, как осел, крича от боли, протащил телегу прямо по телу одного старика и она поползла под откос к озеру.

Отец Хёрли бросился к телеге, в которой вопили двое детей.

— Все в порядке, мы тут, мы тут, — закричал он им. Позади себя он почувствовал дыхание племянника.

— За рулем был ты, дядя Джим, умоляю тебя, во имя всего святого!

Священник не слушал. Он подхватил на руки одного цыганенка — маленькую девочку, снял с телеги, потом вытащил второго и что было сил потянул назад осла.

— Послушай, заклинаю тебя. Подумай — так будет лучше, так подсказывает здравый смысл. От меня они мокрого места не оставят, а на тебя они не посмеют указать.

Отец Хёрли как будто его не слышал. Наконец телега снова встала на дороге, где неподвижно сидели оглушенные старики. Один обхватил голову руками; сквозь пальцы проступила кровь.

— Это же цыгане, дядя Джим, они не имеют права тут таскаться без огней, без сигналов, без предупреждающих знаков… Тебе ничего не сделают… В пабе слышали, как ты сказал, что отвезешь меня домой.

Отец Хёрли опустился на колени возле старика и заставил его отнять ладони от головы, чтобы увидеть рану.

— Ничего страшного, друг мой, ничего страшного. Дождемся, пока кто-нибудь проедет, и отвезем тебя в больницу. Пару швов наложат, только и всего.

— Так как ты поступишь, дядя Джим?

— О, Грегори…

Священник со слезами на глазах посмотрел на единственного сына родителей, которым сегодня придется понять: жизнь далеко не так прекрасна и некоторым пока просто везло.

6. МОРИН

На чем бы мать настаивала, будь она жива, так это, чтобы похороны были организованы как положено. Морин хорошо понимала, что это значит. Это значит объявление в газете, чтобы все желающие могли прийти, а также приглашение домой — не всех, а кого следует. Причем два раза: и когда ее тело будет доставлено в церковь, и на следующий день, после погребения.

Все это Морин добросовестно исполнила — последняя дань уважения матери, которая отдала ей все и сделала ее тем, что она есть.

На Морин было отлично сшитое черное платье, на дом приглашен парикмахер, чтобы она могла предстать перед всеми, кто явится в церковь, с безупречной прической. Морин не считала это тщеславием, она всего лишь тщательно выполняет желание матери: смерть Софи Бэрри должна быть публично оплакана ее любящей дочерью, великолепной Морин, преуспевающей деловой женщиной, известным человеком в Дублине.