Старик неожиданно крестит их обоих и дает знак Гедройцу: «Вези!» Гедройц увозит старика на балкон. Потом возвращается за шампанским и фужерами… Уносит их на большом серебряном подносе. Старик там, на балконе, веселится, читает стихи… Ларс в гостиной сидит в оцепенелости. Якунина смотрит на него с непередаваемой нежностью.
Мама… А зачем ты вообще родила меня?
Я к у н и н а (сдержалась)
. Не помню.Л а р с. Чтобы укрепиться в якунинской семье?
Я к у н и н а. Это не вопрос.
Л а р с. Да! Это — догадка… А если бы меня вообще не было на этом свете? Тебе стало бы легче? Или было бы легче?
Я к у н и н а. Такие вопросы… (Сдержалась.)
Матери не задают!Л а р с. А какие вопросы… В этом доме! Задают матерям?!
Я к у н и н а. Ты есть! И это — факт! (Отвернулась.)
Л а р с (тихо)
. Я — значит… «факт»! И это говорит мне моя… Да! Не слишком счастливая мама?! Значит! Это не просто… (Как-то нелепо машет руками, словно пытается понять причину всего происходящего.) Дед? Он что… прощался? С нами? Или только со мной?Я к у н и н а. Ты… ближе всех! Был… Нет! И теперь — к отцу…
Л а р с. Но что-то изменилось!..
Я к у н и н а (стремительно)
. Ты чист теперь… Чист, как ангел. Как посланец! Как ненародившееся дитя!Л а р с (скривился в усмешке понимания)
. Как ангел! (Молчит.) Не мучь себя… мать! И не горбись! Ты только что была прекрасной, светящейся женщиной. Перед такими… можно только падать на колени. (Чуть нервно.) И голос у тебя был другой.Я к у н и н а (тихо)
. Чей?Л а р с. Его… (Тихо.)
Отца!Я к у н и н а. Не-е-ет… (Смеется.)
Это просто он тебе послышался! Он звучал в тебе… мой мальчик!
Хочет взять его руку, но Ларс вырывает ее и быстро идет к двери в «бункер». Перед тем как войти туда, он вдруг выкрикивает…
Л а р с. «Ты — женщина! Ты — бабочка большая!» (Почти смеется.)
Похоже?
Якунина не в силах ответить, а Ларс уже захлопнул за собой дверь. Мать сидит словно окаменевшая, чуть-чуть раскачивается в такт звучащей в ее душе музыке. И неожиданно из ее груди — чуть слышно, а потом все отчетливее, все явственнее — звучат голос и слова Глеба: «Ты — моя любимая женщина! Только ты проникаешь в мои мысли, даже в мои сны… Ты — женщина… Ты — бабочка большая!»
Словно помраченная, Якунина бросается к дверям «бункера», бьет кулаками по недвижной махине… А из ее груди рвется и рвется что-то бессвязное — словно другое существо прорывается сквозь нее!
Г е д р о й ц быстро ввозит с т а р и к а.
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч. Назад! Прекрати! Не мешай ему! У него все будет в порядке!
Я к у н и н а (упала в кресло)
. Вы же сами говорили… Говорили?Г е д р о й ц. Ну а кто думает сейчас, что это не опасно? Он? Я? Конечно — это непредсказуемо. Для нас, кстати, тоже…
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч (весь внимание)
. Ларс тоже сказал это — «непредсказуемо»!Я к у н и н а. Я сейчас отключу напряжение… Я взорву эту дверь! (Неожиданно.)
Чему вы так радуетесь?Д м и т р и й М и х а й л о в и ч. Бог услышал меня — мой внук встает на мой путь! На путь отца — Глебушки!
Я к у н и н а (не сразу)
. А как со мной? Зачем тогда все это было со мной?! (Настойчивее, вскочив с кресла.) Вы же сами говорили — «спаси мать — спасешь всю семью»?Г е д р о й ц. Вас и воскресили! Чтобы Ларс… решился.
Я к у н и н а. Он — сам? Сам должен вернуть отца? (Смеется.)
А на мне, значит… провели репетицию? Малый опыт?Г е д р о й ц (торжественно)
. Я шестьдесят один год при науке! Дочери мои устроены… Жену я похоронил три года назад. (Замялся.) А внуки… Они еще так малы, что вряд ли будут скучать по деду! (Значительно.) Вы меня слышите, Ольга Артемьевна? Вы меня поняли?Я к у н и н а (про себя)
. Я сейчас… словно на электрическом стуле!