Серебряная свадьба

П о ж и л о й  ч е л о в е к (настойчиво). Признайтесь, Марина, в вашей жизни что-нибудь случилось. Ведь так? Иначе почему вы решились на такой крайний шаг?

М а р и н а. Нет, ничего не случилось… Разве что… Последнее время, когда я еще работала, на службе было вроде бы ничего, но когда я выходила с работы… это всегда был один и тот же час. Вечерело.

П о ж и л о й  ч е л о в е к. О чем вы тогда думали?

М а р и н а. «Думали»… Вряд ли. Это было как преследование. И оно мне не то чтобы нравилось, нет, просто я чувствовала, что это мои воспоминания, мысли, это волнение, что ли, они все равно делают меня ближе к нему. Ближе… Вот… Но еще хуже, когда я представляла, знала, что сейчас, именно сейчас он встречается с другой женщиной. Я же все знаю, как он будет сначала улыбаться, нервничать… Нет, Лину, его теперешнюю жену, я никогда как-то не замечала, ну не связывала с ним — это другое… (Громче.) Но я же знала, что ему это не нужно. Он все равно никого из этих женщин не любит, они ничего не понимают в нем… Я убеждала себя, что все это не важно. А у меня в мозгу все это шло, не останавливаясь. И я его ненавидела в этот момент и прощала ему все. Нет, это, наверно, смешно — в наше время думать, что есть такая одна, неменяющаяся, навечная любовь… И даже больше — я знала, что если он снова будет жить со мной и мы каждый день — утро, вечер, ночь, мы вместе, вместе… я могу подходить к нему, дотрагиваться до него, любить его, целовать его тихо, когда он спит… Я же знаю, что этого хватит только на месяц, ну на два, на полгода, в конце концов. Не больше…

П о ж и л о й  ч е л о в е к. Но вы же встречаетесь с ним… Иногда, но встречаетесь.

М а р и н а. Я не хочу об этом говорить. Может быть, именно от этого мне становилось еще хуже. Не то чтобы меня волновало, что он уходил… Нет, просто мы прощались, и он уходил…

П о ж и л о й  ч е л о в е к. Он был другой? Или, точнее, он стал другой?

М а р и н а (резко). Не спрашивайте меня об этом. (Тихо.) Наверно, мне просто надо выйти замуж; пусть у Лешки будет отец, я — хорошая хозяйка, все проще… Ну живет как живет, и бог с ним… (Задумалась.) Все бесполезно. И глупо! У него все неплохо складывается, он уже крупный человек, будет еще крупнее. И еще… Скоро он будет решать судьбы многих и многих. А дальше? Дальше он уже будет таким крупным, что будет решать любые проблемы, есть у нас такой разряд людей, которые… которые руководители по профессии. Он этого хотел, он добьется… И слава богу, слава богу… Он этого хотел. (Замолчала, опустила голову.)

П о ж и л о й  ч е л о в е к (после паузы). Вы же понимаете, что профессия изменяет человека. От человека требуются совсем другие качества.

М а р и н а (покорно). Понимаю.

П о ж и л о й  ч е л о в е к. Это, конечно, все прекрасно — любовь, поэзия, красивые слова, высокие помыслы, — но жизнь есть жизнь. И жизнь формирует нас, а не только любовь. Потому что любовь — это только часть жизни. Важная, очень важная, но часть… Любовь помогает нам войти в жизнь, придает нам силы в ней бороться. Но живем мы не по законам любви…

М а р и н а. И никогда не жили?

П о ж и л о й  ч е л о в е к. Может быть, было только несколько подобных историй в жизни, и раз в сто больше таких историй в литературе. Нет, я не отрицаю — возможна теоретически такая судьба: человек растет, влюбляется и гибнет. Обычно травится. В наше время револьвером история не заканчивается. Но, честно говоря, меня такая судьба не радует. В ней есть некоторый инфантилизм, душевная незрелость.

М а р и н а. Обязательно незрелость?

П о ж и л о й  ч е л о в е к (как бы не слушая ее). Мы слишком доверяем опыту прошлого. Любовь, так обязательно как Ромео и Джульетта, дружба — как Герцен и Огарев, доброта — как у Пьера Безухова. И даже любовь у Хемингуэя — это тоже прошлое. А мы часто этим калечим жизни. Сейчас другая любовь, другая дружба и другая доброта. Мы легко привыкаем к новым скоростям, машинам, одеждам, другому уровню науки, а здесь мы консервативны. Ужасно консервативны. Притом молодежь периодически бросается в другую крайность — в распущенность. Тоже не так приятно. Этим они несознательно пытаются долбить здание наших представлений о любви, а мы отбиваемся от них опять той же Татьяной Лариной. Но в конце концов дело продвигается, продвигается… Кстати, на улицах по-прежнему нельзя целоваться?

М а р и н а. Нельзя.

П о ж и л о й  ч е л о в е к. Ничего, разрешат, официально разрешат. Так в конце концов всегда и выходило.

М а р и н а (не слушая). У меня же есть сын. Он будет расти, я буду учить его не повторять моих ошибок, ошибок других… отца, например. Представьте, я говорю ему: главное — это не оставлять близкого тебе человека, ставить его выше своих целей.

П о ж и л о й  ч е л о в е к. Подождите, подождите, это довольно спорно…