Серебряная цепь

— Мистер Питер сейчас в столовой. Он только что вернулся из Лондона и говорит, что целых шесть месяцев не ел нормальной пищи. Пожалуйста, будь повежливее с этим молодым человеком.

— Питер? Здесь? — обрадовалась Дана. Ее лицо оживилось, и перед Джилли опять была девушка, какой она была несколько лет назад. Женщины переглянулись, и Джилли повеселела. Питера она любила больше всех из друзей Даны и всегда была рада видеть вежливого юношу в очках.

Дана не видела Питера Крэйна с первого года своего замужества. Когда они с Маршаллом приезжали в Нью-Йорк к бабушке, столкнулись с Питером на вечеринке, которую Нэнси Бэйтс устроила в их честь. Друг Даны держался где-то позади, издали наблюдая за ней. Маршалл неохотно пошел на вечеринку, и веселья не получилось. Семерка не признала Маршалла, а его вовсе не заботило отношение к нему студентов младше его. Верный себе, он много выпил, и пришлось рано уйти. Когда Дана извинялась, прощаясь, Питер смотрел на нее со странным выражением лица, которое она поняла как злорадство. Дана заторопилась в столовую, радуясь, что он пришел навестить ее. Значит, он простил ее за то, что она не вняла их советам и вступила в брак, который завершился полным крахом всех надежд. Она мысленно поблагодарила Нэн и Пэг. Они, должно быть, каким-то образом дали ему знать, что она в Нью-Йорке у бабушки.

— Питер, — ласково произнесла она его имя и остановилась, наблюдая, как высокий молодой человек, сидевший за круглым столом, поглощал еду, приготовленную Джилли. Он возмужал, стал короче стричь волосы и выглядел почти красивым.

— Дэйнс! — отсалютовал ей Питер бокалом с водой. — Подойди поближе и сядь, чтобы я мог тебя видеть, — и снова набросился на еду. Дана опустилась на стул напротив него, оперевшись локтями о стол, стала рассматривать старого друга. Он улыбнулся и подтолкнул к ней тарелку с домашними пирожными. Дана взяла одно, и они стали есть, дружелюбно улыбаясь друг другу. — Ты изменилась, стала совсем другой.

— Старше?

— И это тоже, — согласился Питер. — Но есть что-то еще.

— Может, мудрее?

— Может. — Солнечные лучи заливали комнату, и они заговорили только тогда, когда доели свои пирожные.

— Нэн говорит, что ты вернулась навсегда. Это правда?

— Да. По крайней мере в Гросс Пойнт я больше не поеду, — согласилась Дана, посмотрев прямо в глаза Питера. Он казался таким добрым, что ее глаза вдруг наполнились слезами. Не желая, однако, чтобы он ее жалел, она быстро добавила: — Ну, говори, ведь тебе хочется напомнить, кто был прав?

— Хотелось бы мне ошибаться, — тихо и тревожно сказал Питер. — Может, расскажешь мне, как все было?

— Вообще-то не очень. — Дане удалось выдавить из себя короткий смешок. — Не то чтобы я не хотела тебе рассказывать, но я просто вообще не хочу говорить об этом.

— Ты собираешься развестись? — Питер рассеянно свернул салфетку и положил ее под тарелку. Казалось, он сосредоточился на тарелке, но когда Дана утвердительно кивнула, он бросил на нее внимательный взгляд и опустил глаза прежде, чем она смогла прочитать что-нибудь на его лице.

— Давай не будем об этом говорить, — попросила Дана. — Расскажи мне об Англии. Там было здорово? Тебе понравилось в Оксфорде? Ты влюбился в кого-нибудь?

— Да, да и нет.

— Так нечестно, ну-ка, рассказывай! — Дана свернула свою салфетку и надела ему на голову.

— Ладно, — Питер выпрямился и посерьезнел. Внезапно Дана вздрогнула, осознав, что три года изменили его так же сильно, как и ее. Питер приобрел уверенность, которой ему недоставало раньше, и она уважительно слушала его рассказ об учебе в Баллиоле; о его работе по истории, которая заслужила множество похвал и наград; о людях, которых он встречал; о его надежде вернуться после окончания Оксфорда и продолжить свои научные изыскания.

— Я буду писать труды по истории, — решительно сказал Питер. — Придется пройти несколько предметов в Стэнфорде этим летом, окончить Гамильтон и, если повезет, поступить в Роудс.

— Господи! — ахнула Дана. — Я и не знала, то есть хочу сказать, что это чудесно. Я так тобой горжусь. — Питер расплылся в улыбке и теперь снова выглядел, как мальчик, с которым она ходила вместе на уроки танцев. Под его обезоруживающей улыбкой Дане стало жалко, что она растеряла свой талант. Ей тоже хотелось рассказать что-нибудь волнующее, чтобы можно было поговорить о серьезном. Но она может похвастаться только тем, что подготовилась к турниру по гольфу в Гросс Пойнте. — Ты будешь знаменитым, — засмеялась она. — Мы будем гордиться, что знакомы с тобой.

— Может быть, — согласился он. Самодовольство мелькнуло на его лице, и от этого он стал выглядеть еще моложе. — Учитель говорит, что моя работа — лучшая из тех, которые он читал за многие годы.

— Хвастун.

— Ты и сейчас рисуешь? — Питер встал и потянулся. Его костюм помялся во время перелета в Нью-Йорк, а на локтях твидового пиджака были кожаные заплаты. Он выглядел, по мнению Даны, как многообещающий интеллектуал, помятый и взъерошенный. Она покачала головой, и он нахмурился. — Почему? У тебя талант, и ты это знаешь. Тебе надо рисовать.