Серебряная цепь

— Дурачок. Ты знаешь, что я имею в виду.

— Знаю. Но ты не права. Я вернусь в Оксфорд, но не женюсь ни на ком, кроме тебя.

— Перестань. Давай больше не будем об этом говорить. — Дана пододвинулась к нему поближе, он обнял ее. Они стояли вместе и смотрели в окно на машины, сверкающие огоньками внизу вдоль Пятой авеню. — Что ты будешь делать после Оксфорда?

— Защищу докторскую диссертацию, наверное. По американской политической теории. Что-нибудь вроде этого.

— Гарвард?

— Может. Может, Колумбийский университет. — Он сжал ее в объятиях, а потом отпустил и засунул руки в карманы, успокаивая себя. — Возможно, Стэнфорд. Мне понравилось там прошлым летом, там много интересных людей.

— А потом?

— Я хотел бы преподавать, — признался Питер. — Но не отказался бы немного поработать в Вашингтоне на правительство. — Дана отошла от окна, он последовал за ней, наблюдая, как она взяла длинную спичку и зажгла лучину для растопки камина, лежавшую между двумя большими березовыми поленьями. Загорелось пламя, и его отблески засияли на золотистых волосах Даны, когда она встала на колени, разжигая камин. Она не заметила, как желание сделало его лицо почти чувственным, не уловила и его жеста, когда он потянулся к ней, будто пытаясь погладить ее по голове.

— Я рада, — сказала Дана, поднимаясь и вновь занимая свое место на кушетке. — Из тебя выйдет замечательный учитель.

Питер оперся плечом о каминную доску и посмотрел на Дану.

— А ты? Что ты теперь будешь делать?

— Теперь, когда я стала матерью? — Дана гордо засмеялась. — Скорее всего, останусь на некоторое время в Калифорнии. Мне там нравится. — Она почти застенчиво посмотрела на него. — Я не говорила тебе. Я снова рисую.

— Дэйнс! Это замечательно. Я горжусь тобой.

— Помнишь Адама Херрика? Это он должен был быть вторым крестным отцом. Ты встречал его у Констанс. — Питер кивнул, и Дана продолжала: — Это он уговорил меня продолжить рисование. — Дана рассказала ему о чудесном старинном мольберте, о поездке за красками и кистями, о том, как Адам ходил за покупками и готовил, так что она могла целиком посвятить себя живописи. Она говорила все громче, продолжая рассказ, отблески огня играли на ее оживленном лице, и Питер не перебивал ее, пока она не рассказала о том, как Адам привез ее с ребенком из госпиталя в маленький коттедж в Малибу. — А потом, — улыбаясь своим воспоминаниям, говорила Дана, — он открыл дверь, и я увидела колыбель для Уэллеса, которую он где-то нашел и починил, не говоря мне ни слова.

— Он много для тебя значит, правда? — тихо спросил Питер.

— Да, наверное, много, — удивленно проговорила Дана, впервые осознав, как скучает по Адаму Ее возвращение домой было таким лихорадочным, она была возбуждена встречей старых друзей, вечеринками со знакомыми Джосса по Бродвею, торопливыми встречами с банкирами и адвокатами, планами на крещение Уэллеса, что почти не вспоминала о человеке, который так самоотверженно заботился о ней во время ее беременности. Внезапно ей ужасно захотелось увидеть его бородатое лицо, и она засмеялась, подумав, как Адаму не понравится огромная, изящно обставленная квартира, которую оставила ей бабушка.

— Насколько много?

Дана подняла глаза и заметила боль в его взгляде, которую он тщательно пытался спрятать, раздувая и так ярко горящий огонь.

— Не настолько, чтобы полюбить его, дорогой, — нежно сказала она. — Он мой друг. Он же намного старше нас. Ты помнишь.

— Он мне понравился, — признался Питер. — Я звонил этому его другу, Джилу Сандерсу в Лондоне, и Херрик оказался прав, мы действительно нашли общий язык. Он тоже считает Херрика потрясающим человеком.

— Не все так думают, — засмеялась Дана. — Адам бывает резким и нетерпимым, и эта шайка в Сакраменто была бы в восторге, если бы он просто исчез и не мешал бы им разделить между собой штат.

— Он остается в Малибу? — как бы невзначай спросил Питер. Дэймон открыл дверь и по кивку Даны появился через минуту, неся поднос с напитками и блюдо с бутербродами. Питер налил Дане бокал вина, а себе смешал большую порцию виски с содовой, пузырьки газа в бутылке тихо шипели, когда он наливал воду в бокал.

— Он живет там, когда не выходит на тропу войны или не заседает в Вашингтоне. Он сам построил себе дом, Пит, ты бы его видел! Тебе бы понравилось. Он стоит на маленьком островке, окруженном с трех сторон водой, и он весь из дерева и стекла, которые он набрал с развалин заброшенных зданий.

— Звучит неплохо, — сказал Питер с показным равнодушием, допивая свой бокал в несколько долгих глотков. — Ты вернешься?

— Не знаю, — медленно ответила Дана, маленькая морщинка пересекла лоб, когда она задумалась. — Мне нужно еще какое-то время, чтобы оправиться. Столько всего произошло. Я совсем запуталась.

— Здесь твой дом, Дэйнс. Ты не сможешь убежать навсегда. — Он поставил бокал на стол, поднялся и поправил галстук.

— Я не убегаю, — возразила Дана. — Мне там нравится. Мне нравится там рисовать, и там неплохое место для воспитания ребенка. Почему я не могу остаться там, где хочется.