Серебряная ветка

Потом весну сменило лето, и лучшая в империи яблоня сбросила лепестки с розовыми краями в темную воду дворового колодца. Народ уже почувствовал руку императора Аллекта, сидящего в главном городе — Лондинии. Все ждали, что налоги на зерно и землю, высокие, но все же справедливые во время правления Караузия, снизятся при Аллекте, однако этого не произошло, наоборот, они стали еще выше, да и взимались теперь нещадно, ибо шли на личные нужды императора. К тому же в начале лета из конца в конец Британии поползли слухи о том, что Аллект берет на службу наемников из саксов и франков и, мало того, еще и разбойных Морских Волков — лишь бы удержать свою власть. Сомнений не возникало — Британию предали! Люди теперь помалкивали — болтать становилось опасно, — но при этом смотрели друг на друга глазами, в которых были злость и непримиримость; шли недели, и все больше народу, с веточками плевела, незаметно пробирались в «Дельфин».

Жители Адурнов впервые увидели ненавистных наемников в тот памятный жаркий июльский день, когда к ним приехал сам Аллект, дабы произвести смотр войскам и оборонительным укреплениям огромной крепости.

Казалось, весь город высыпал из домов и запрудил широкую мощеную улицу, ведущую к Преторианским воротам. Горожанами двигало любопытство и волнующая перспектива увидеть императора, пусть даже ненавистного, а также еще и боязнь навлечь на себя высочайшее неудовольствие, в случае если ликование будет недостаточным.

Юстин и Флавий отыскали для себя удобное местечко возле лестницы маленького храма Юпитера, где император должен был совершить жертвоприношение, прежде чем ступить в крепость. На июльском солнцепеке над головами огромного скопища людей в парадных ярких одеждах, как облако мошкары, дрожало жаркое марево. Лавки выставили все свои богатства и развесили золоченые ветки, колонны храма были увиты гирляндами из дубовых листьев и таволги, от цветущей пены которой исходил медовый, сладкий аромат, он смешивался с ароматом садовых бархатцев и кислым духом, шедшим от разгоряченных стиснутых тел. Однако во всей этой сцене, несмотря на праздничные одежды, яркие краски и цветочные гирлянды, была какая-то безрадостность, что делало ее фальшивой.

Молодые люди оказались совсем близко от цепочки легионеров, охраняющих порядок, настолько близко, что им было слышно, как малиновые конские волоски на гребешке шлема юного центуриона скребутся о металлические надплечники всякий раз, когда тот поворачивает голову. Центурион был смуглый и худой, кожа да кости, с носом торчащим, словно нос галеры, и большим упрямым ртом. Непонятно почему, но Юстин сразу же заприметил этого парня, очевидно почувствовав в нем родственную душу.

Но вот далеко на дороге, ведущей из Венты, возникло какое-то движение, и по рядам горожан пробежала зыбь — напряженное ожидание охватило стоящую перед храмом толпу. Все ближе и ближе накатывалась неторопливая волна хриплых звуков. Все головы были повернуты в одну сторону. Юстин, зажатый между огромным, как каменная плита, легионером и толстухой, дышащей ему в затылок, увидел наконец кавалькаду, которая ширилась и разрасталась на глазах. Впереди он ясно различил высокую изящную фигуру нового императора в окружении свиты придворных и старших командиров крепостного гарнизона; сразу за ним следовали саксы из его личной охраны. Аллект-предатель был сейчас от Юстина с Флавием всего в нескольких футах; он ехал посреди волнующейся толпы, спокойный, белолицый человек, глаза и кожа его казались особенно бледными по контрасту с горящими складками пурпурной мантии, которая ниспадала с плеч на позолоченную бронзу его доспехов. С очаровательной, столь знакомой улыбкой он повернулся к ехавшему рядом коменданту лагеря и стал ему что-то говорить, затем с интересом поглядел на толпу, выразив наклоном головы и жестом большой белой руки одобрение приветствиям и, видимо, не замечая неискренности всего происходящего. За Аллектом, сгрудившись, ехали рослые светловолосые и голубоглазые варвары из германских племен; они обливались потом под плащами из волчьего меха, на шее у всех висели золотые и коралловые украшения, а руки повыше локтя обвивали змейки из красного золота. Они громко смеялись и разговаривали гортанными голосами.

Перед портиком храма всадники спешились, и лошади сразу же разбрелись в разные стороны, повергая в панику плотно стоящую толпу. Из-за плеча легионера Юстин увидел, как высокий человек в пурпурной мантии остановился на усыпанных цветами ступенях и картинно повернулся к народу, но тут вдруг Юстина ослепила такая дикая ярость, что вначале он даже не понял, что произошло.