Серебряная ветка

Долго им ждать, однако, не пришлось: послышались чьи-то шаги, и Флавий, приглядевшись сквозь ограду из плюща, сказал:

— Она.

Юстин последовал его примеру и увидел женщину, закутанную в красный плащ такого яркого и насыщенного цвета, что казалось, он согрел серое утро.

Женщина шла медленно, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону, будто просто прогуливалась по саду. Наконец она обогнула густые заросли, загораживавшие дом, и они как по команде вскочили со скамьи, едва она показалась в арке беседки.

То была худая старая женщина с гордым орлиным профилем и блестящими глазами, смуглая, сморщенная, как грецкий орех, и накрашенная, как танцовщица, — правда, никакая танцовщица неналожила бы краски так неумело. Веки были намазаны сурьмой кое-как; губная помада, криво нанесенная решительной рукой, алела, словно рана. И все же она показалась Юстину привлекательнее многих встречавшихся ему женщин — такой жизненной энергией дышало ее лицо. Она переводила взгляд с Флавия на Юстина и обратно, недоуменно приподняв тонкие брови.

— Приветствую тебя, мой внучатый племянник Флавий. А это кто? Кто с тобой? — Голос у нее был хрипловатый, но слова она выговаривала четко, и удивления в голосе не слышалось.

«Она, вероятно, никогда не тратит времени на удивление, что бы ни стряслось», — подумалось Юстину.

— Тетя Гонория, я приветствую тебя, — отозвался Флавий. — А это, кажется, еще один твой внучатый племянник Юстин. Тиберий Луций Юстиниан. Я тебе писал о нем из Рутупий.

— Как же, как же. — Тетушка Гонория повернулась к Юстину и протянула руку, сухонькую легкую ручку, над которой он гут же склонился. — Я рада видеть, что у тебя хорошие манеры. Мне было бы отвратительно иметь внучатого племянника с дурными манерами. — Она оглядела его оценивающим взглядом: — Должно быть, ты внук Флавии. Помнится, она вышла за кого-то очень некрасивого. — В словах ее до такой степени ясно сквозило «и вот результат», что Юстин покраснел до кончиков своих злосчастных ушей.

— Да, б-боюсь, что так, — виновато пробормотал он и заметил понимание и искорку смеха в глазах тетушки.

— Это я, конечно, грубо сказала, — заметила она. — Я должна была покраснеть, а не ты. — Она круто повернулась к Флавию: — Ну и каким образом ты здесь, когда считается, что ты на Валу?

Флавий заколебался. Юстин буквально кожей почувствовал, как он сомневается, не зная, насколько можно быть откровенным. Затем, решившись, он коротко рассказал все.

Где-то на середине рассказа тетя Гонория уселась поудобнее на мраморной скамье и положила рядом какой-то узелок, который принесла с собой под плащом. И дальше, уже не шелохнувшись, молча дослушала историю до конца. Когда Флавий кончил, она коротко и решительно кивнула:

— Понятно. Я так и подумала, не связан ли твой приход с неожиданной сменой императоров. Что ж, история скверная… И теперь вы, очевидно, пробираетесь за море, чтобы присоединиться к цезарю Констанцию?

— Думаю, в ближайшее время этой дорогой пройдет немало народу, — сказал Флавий.

— Надо полагать. Да, скверные настали дни, и сдается, дальше будет еще хуже. — Она бросила на племянника проницательный взгляд: — А чтобы добраться до цезаря Констанция, вам нужны деньги, поэтому вы пришли ко мне. Флавий усмехнулся:

— Да, деньги нам очень нужны. Но не только в них дело… если нам удастся перебраться за море, мы, возможно, там застрянем надолго. Поэтому я пришел также проститься, тетя Гонория.

Лицо ее осветила улыбка.

— Я польщена, мой дорогой Флавий. Однако сперва решим вопрос с деньгами. Тик вот. Как только Волумния явилась ко мне, — я сообразила, что тебе, если вы попали в беду, понадобятся деньги. Дома у меня наличных немного, и потому… Она положила поверх узелка маленький шелковый кошелек, — я принесла сколько могла на первый случай, а кроме того, я оделась соответственно обстоятельствам.

С этими словами она отстегнула сперва один, а потом другой браслет, что украшали ее тонкие смуглые запястья, и протянула их Флавию — золотые узкие обручи, усаженные опалами, в которых вспыхивали и гасли розовые, зеленые и ярко-синие огоньки.

Флавий взял браслеты и постоял, разглядывая.

— Тетя Гонория, ты — чудо. Когда-нибудь мы отдадим тебе такие же.

— Нет. — Она встала со скамьи, глядя им в лицо. — Я не ссудила их, а подарила. Будь я мужчиной, молодым мужчиной, я избрала бы ваш путь. А так, пусть мои безделушки послужат вместо меня.

Флавий невольно отвесил легкий поклон:

— Благодарю тебя за твой дар, тетя Гонория.

Она порывисто вскинула обе руки, как бы желая прекратить разговор на эту тему:

— Теперь о другом. Волумния страдает из-за того, что мы не можем привести вас в дом и накормить до отвала. Но раз это невозможно, мы постарались сделать, что могли. — Она коснулась узелка: — Возьмите это с собой и съешьте по дороге.

— И съедим, — уверил Флавий. — Еще как! Желудки у нас пусты, точно винные меха после Сатурналий.