Серебрянные слитки

Виночерпий нашел мой тайник и опустошил его содержимое (хотя он это отрицал, поскольку вранье лучше всего получается у виночерпиев, подающих разогретое вино). К счастью, Петроний принес амфору своего любимого кампанского вина. Он устроился на скамье, прислонился к стене и вытянул длинные ноги. Каблуки оказались на краю стола, а кубок он держал на животе. Так ему было удобнее. Казалось, прошло очень много времени с тех пор, как я видел удобно устраивающегося Петрония, чувствующего себя, как дома. Бросив один взгляд на мое вытянувшееся лицо и похудевшую фигуру, он произнес только одну фразу.

— Круто пришлось? — спросил друг.

Потирая ребра, я суммировал для него последние четыре месяца.

— Круто! — сказал я.

Он был готов выслушать весь рассказ полностью, но знал, что мне в настоящий момент требуется хорошо выпить вместе со сдержанным и спокойным другом. Его карие глаза горели.

— А как госпожа клиентка?

Петрония всегда очаровывали стаи страстных женщин, которые, по его мнению, меня осаждают. Обычно я ублажаю его пикантными деталями, даже если мне приходится их придумывать. Он понял, что я страшно устал, когда я ответил кратко.

— Хвастаться нечем. Просто обычная девчонка.

— Проблемы из-за нее возникали? — спросил он с интересом.

Я заставил себя грустно улыбнуться.

— О-о, я вскоре с ней разобрался.

Он мне не поверил. Я сам себе не верил.

Мы выпили все его красное кампанское, не разбавляя его водой, затем, кажется, я заснул.

Глава 40

Елена Юстина появилась у меня на следующий день. Это меня сильно смутило, потому что у меня на коленях, задрав ноги вверх, устроилась одна юная прелестница в короткой рубиновой тунике. Эта юная госпожа делила со мной завтрак и очень глупо себя вела. Девочка была симпатичной, сцена интимной, а Елена — последним человеком, которого я ожидал увидеть.

Елена Юстина казалась спокойной и невозмутимой в свободных, идеально чистых белых одеждах. Мне стало ужасно неловко из-за того, что эта высокомерная и полная достоинства дама в подобной одежде поднялась на шестой этаж в мою грязную дыру до того, как я успел побриться.

— Я бы сбежал вниз…

— Не нужно. Я страстно желала увидеть тебя на троне твоего королевства! — она придирчиво оглядела меня, принюхиваясь к неприятным запахам. — Место выглядит чистым. Кто-то за тобой ухаживает? Я ожидала мрачные залежи паутины и следы крыс.

Кто-то — моя мама — уже побывала тут и подсуетилась, и поэтому пауки временно убрались под стропила вместе с голубями. О крысах я пытался не думать.

Я пересадил хихикающее существо, занимавшее мои руки, на скамью рядом.

— Пойди на балкон и подожди там.

— Там мужчина. Он воняет!

Виночерпий. Ему придется уйти. Я вздохнул. Елена Юстина улыбнулась мне сводящей с ума улыбкой.

— М. Дидий Фалько в полусонном состоянии и с кубком вина в руке. Немного рановато, Фалько, даже для тебя?

— Это горячее молоко, — прохрипел я.

Ей показалось, что я вру, поэтому Елена перегнулась через стол, чтобы посмотреть. Это на самом деле было горячее молоко.

Сенаторская дочь в своей обычной манере опустилась на стул, который я держу для клиентов. От нее пахло духами, она вела себя снисходительно и не думала демонстрировать вежливость. Она уставилась на мою ерзающую компаньонку. Я сдался.

— Это Марция, моя любимая маленькая подружка.

Марция, моя любимая подружка в возрасте трех лет, властно прижалась ко мне, демонстрируя собственнические инстинкты, и гневно выглядывала из-под моей руки. Вероятно, ее суровый взгляд напомнил Елене обо мне. Я схватил Марцию за тунику сзади, пытаясь хоть как-то держать ее под контролем.

К моему ужасу, сенаторская дочь протянула к Марции руки и перетащила ее через стол с уверенностью человека, у которого до этой минуты всегда получалось ладить с детьми. Я вспомнил чистенькую, послушную маленькую девочку, которую видел у нее на коленях в Лондинии, и выругался про себя. Марция опустилась на колени Елены, словно мешок, и выглядела задумчивой. Затем она посмотрела на нее снизу вверх, преднамеренно пустила слюни, а потом еще и начала надувать пузыри из слюны.

— Веди себя прилично, — сказал я слабым голосом. — Вытри лицо.

Марция вытерла лицо ближайшим куском материи, которым оказался вышитый конец длинного белого шарфа Елены Юстины.

— Твоя? — осторожно спросила меня Елена.

Я позволял использовать себя в качестве няньки по утрам, и это было моим личным делом.

— Нет, — просто ответил я, это было грубо, даже для меня, поэтому я снизошел до краткого пояснения, — моя племянница.

Марция была ребенком моего брата Феста, о рождении которого он так и не узнал.

— Она плохо себя ведет, потому что ты ее балуешь, — заметила Елена.