Серебряное кольцо

Он демонстративно сплюнул себе под ноги накопившуюся во рту горькую слюну и, преодолевая непонятную слабость во всем теле и жуткое головокружение, зашагал прочь от убитого молнией дуба по направлению к своему дому.

– Поверь, Вилберн, я желаю тебе только добра и когда ты созреешь, дам еще один шанс, если буду жива к тому времени, – бросила в спину уходящему бастарду Селена. – А пока советую запастись лауданумом у аптекаря соседнего городка.

В последующие несколько недель юноша совсем расклеился. Его бросало то в жар, то в холод, пропал аппетит, внезапные приступы слабости, сопровождающиеся учащенным сердцебиением, проливной потливостью и головокружением сделались регулярными. В конце концов он совсем перестал выходить из своего возвышающегося над деревней убежища, боясь упасть в обморок на глазах местных жителей. Но более всего остального его мучили кошмары в те редкие ночные часы, когда измотанный организм проваливался в тяжелый сон. Все сновидения так или иначе были связаны с усопшей Агатой. В одном из них она звала его к себе жестом руки, причем он понимал, что девушка мертва и приближаться к ней не стоит, но блеск серебра на ее безымянном пальце магнитом тянул его в объятия покойницы. В другом бастард самозабвенно целовал Агату, пока случайно не обнаруживал, что они с Селеной намертво сросшиеся спинами сиамские близнецы. В третьем Агата судорожно и безуспешно пыталась снять со своей вздувшейся руки застрявшее на ней кольцо, чтобы отдать задыхающейся Селене, и в итоге вырывала его вместе с безымянным пальцем.

Приносившие продукты крестьяне, видя ужасное состояние молодого господина, сами попросили деревенского лекаря навестить Вилберна, но тот после длительного осмотра больного только развел руками, констатируя истощение организма и полный упадок сил вследствие неясного недуга, после чего рекомендовал бастарду обратиться к именитым медикам при замке отца. Однако лекарь все же оказался юноше полезен, так как в ответ на его просьбу снабдил Вилберна двумя склянками лауданума из своих запасов. Спиртовая опиумная настойка заметно притупила остроту мучений юноши и ему временами даже стало казаться, что болезнь понемногу отступает. Однако по прошествии месяца, когда бастард в качестве эксперимента прекратил прием снадобья, недуг вернулся во всей своей зловещей силе и надежды на выздоровление рухнули. Выклянчив у периодически захаживающего лекаря остающуюся в его личных запасах настойку, юноша решил вверить свою судьбу Богу и сутками лежал на кровати, изредка забываясь тревожным сном, а вставал только для того, чтобы выпить немного молока с медом, впихнуть в себя кусок засохшего сыра и сходить по нужде. Он уже понимал, какой смысл вкладывала Селена в брошенное ему выражения «когда созреешь», так как теперь был готов на многое, если не на все, только бы избавиться от непрекращающихся мучений.

Второй шанс постучался в дверь его дома поздним вечером предпоследнего дня ноября, ровно по прошествии двух месяцев со смерти Агаты. Вставая с кровати, он уже точно знал, кто пожаловал, невзирая на тьму и сырость.

У порога, опершись на клюку, стояла Селена, укутанная в теплую коричневую ткань.

– Готов? – произнесла она одно единственное слово.

– Готов, – столь же лаконично отозвался хозяин жилища.

Вилберн впустил ее на порог и пока спешно одевался, случайно бросил взгляд на свое отражение в зеркале. Высохший силуэт человека с туго обтянутым серой кожей черепом показался ему совершенно незнакомым, тяжело больным мужчиной преклонных лет. Отгоняя неприятные мысли, бастард тряхнул головой, взял со стола склянку, щедро глотнул опиумной настойки и положил сосуд с лауданумом в перекинутую через плечо дорожную сумку.

Несмотря на конец ноября, было достаточно тепло. Сотканный из миллиардов микроскопических капель влажный туман в недвижимом воздухе напоминал о вечном покое, к которому поспешает суетливая жизнь всякого живого существа. Короткий путь от дома на холме до деревенского кладбища юноша смог преодолеть только с двумя остановками для отдыха, используя при этом лопату в качестве дополнительной точки опоры.

Могила Агаты представляла собой небольшой земляной холм с деревянным крестом, на котором красивым старинным шрифтом были выведены ее полное имя, год рождения и дата смерти. Поставленные Вилберном по краям захоронения две большие свечи прекрасно освещали место последнего приюта девушки, однако ее сестра воспламенила еще одну, третью, и встала в двух шагах от вонзившего в земляной холм лопату юноши.

– Да помилует Господь наши черные души! – сквозь зубы процедил бастард, плюнул на ладони, обхватил ими деревянный черенок и принялся копать.