Серебряное пламя

— Не могу представить себе, что из-за нее дрались на дуэли. Она слишком стара.

Любую женщину старше тридцати Сэм рассматривал как ископаемую древность.

Посмотрев на приятеля через стекло бокала, Трей не согласился:

— Я видел ее в Дюнете и думаю, что большинство считает по-другому. А ты не дрался бы, если бы застал свою жену на месте преступления?

Сэм ухмыльнулся.

— Полагаю, что ради всех женщин в мире не стоит этого делать.

До встречи с Импрес Трей от всего сердца согласился бы с мнением друга, но обстоятельства изменили его прежнюю беспечность. Правда, сейчас он был не в том настроении, чтобы обнародовать свою страсть.

— Кажется, тут есть огромное количество доступных женщин, — сказал Трей уклончиво.

— А разве так не всегда было? — заявил Сэм, пожимая плечами.

Одаренный незаурядным здоровьем, прекрасно сложенным телом атлета и миллионами отца, Сэм никогда не испытывал недостатка в женщинах.

— Гюильи пришлось бежать в Бельгию, — сказал он, продолжая тему волнующей его сплетни.

— Это ненадолго, — заметил Трей, снова наполнив бокал, — ради соблюдения приличий.

— Ее муж покупал здесь выпивку после этого и надоедал всем сказками о своей хозяйке, — проговорил Сэм. — Послушай, ты ведь знаешь того молодого танцовщика из «Комеди Франсез»?

Трей кивнул. Все знали новейшую звезду труппы.

— Монтре не беспокоится о своей жене, а, впрочем, кого это вообще интересует? Ты ведь не женат, не так ли? — спросил Сэм запоздало, поскольку он и Трей не виделись почти два года.

— Нет. — Голос Трея прозвучал резко и отрывисто.

— Я так и думал. Тебя трудно отнести к этой категории, — сказал Сэм с ухмылкой. — А все же, если бы ты был женат, ты бы стал драться на дуэли ради своей жены? — Европейский обычай казался Сэму анахроничным, почти курьезным, в частности, по причине его полного пренебрежения к женскому обществу.

Трей вспомнил о ярости, которую он испытал, когда увидел Импрес в кругу поклонников, и о том, как ему хотелось убить каждого, кто прикасался к ней. Губы его искривила усмешка, и он ответил:

— Не знаю.

Его ледяной голос заставил затуманенный коньяком мозг Сэма вспомнить о слухах, касающихся Трея.

— Боже, я ведь совсем забыл, — проболтался он.

Это было как-то раз после бессонной ночи за выпивкой на Монмартре, когда все были настолько пьяны, что не могли отсчитать шаги. Конечно, за исключением Трея. Рука у него была тверда и не тряслась, только мерцающие глаза необычно блестели. Человек был убит, но не из-за женщины, хотя она имела к дуэли отношение.

— Я старался промахнуться, — сказал Трей, нахмурив брови, хотя голос у него был спокоен. — Чертов дурак качался и не мог устоять на месте.

По мере того как шло время, Сэм стал настаивать, чтобы Трей отправился с ним на бал к Ле Нотру.

— Это невозможно пропустить. Лучший винный подвал Франции.

Для Трея слова Сэма прозвучали достаточно убедительно.

— Пожалуй, тем более что, это мой последний день в Париже.

С Импрес все покончено… наконец-то. Он не сможет жить с ней, женщиной, которая не может обходиться одним мужчиной. Горькая ирония судьбы, подумал он тоскливо. Сколь часто он вежливо отделывался от надоевшей женщины, предпочитая жить своей собственной жизнью. А теперь Трей встретил женщину, которая таким же образом поступила с ним. Внезапно, несмотря на свои годы, он почувствовал, что усталость сожгла его дотла.

Хотя Импрес приняла решение отправиться на бал к Ле Нотру уже несколько недель тому назад, наутро она сообщила Этьену, который собирался сопровождать ее, что нездорова.

Ее страдания были так нестерпимы, словно Трей покинул ее несколько минут тому назад; Импрес думала, что не сможет улыбаться и обмениваться любезностями. При одном виде еды ей делалось плохо, горло перехватывало всякий раз, когда она вспоминала о холодных глазах Трея, и только любезное предложение Аделаиды взять к себе детей спасло ее от ужасной перспективы объяснять им внезапный отъезд Трея.

Проведя утро в слезах и негодовании, вызванными оскорбительным поведением Трея, Импрес решила, что настало время самой строить свою жизнь. Поэтому, когда появившийся в доме Этьен отказался признать заявление дворецкого, что мадам нет дома, и, отдав ему шляпу и перчатки, вошел в гостиную с мальчишеской улыбкой и заявил: «Вы не можете болеть, потому что я везу вас сегодня на бал», Импрес с подлинной радостью приветствовала его.

После минувшей ночи Импрес была особенно чувствительна к его покоряющему обаянию и согласилась с тем, что он заедет за ней в девять часов. Герцог прислал ей десять дюжин чудных роз, чтобы помочь преодолеть хандру. Их аромат поднял настроение Импрес. Так же, как покоряющая галантность Этьена.