— Вот мы и вместе. Трудно поверить. Я ждал этой минуты долгих пять лет, — он осторожно снял с ее головы венок из роз и отбросил его в сторону.
— Питер, милый, я ждала гораздо больше — всю жизнь! Наконец этот день наступил. Теперь никто и никогда не сможет нас разлучить! Никто и никогда!
Он поцеловал ее, подхватил и понес наверх в спальню. Она была легче перышка, такая прозрачная и воздушная, вся в белом разметавшемся кружеве шелка. С детства ему знакомо было это ощущение. Так когда-то он держал на своих ладонях спасенных от пожара птенцов — они тоже были легкими и воздушными. И наступила ночь. Сладкая и бессонная, со страстными поцелуями и нежными ласками. Приближалось утро, и вместе с первыми лучами восходящего солнца в душе Элизабет окончательно поселилась уверенность в том, что ни одна женщина на земле не была еще так любима и счастлива, как она.
Гости разошлись далеко за полночь. Все приехавшие издалека нашли приют под кровом Эстер и у Джосса с Элис. И хотя в доме было полно народу, все быстро угомонились, утомившись, видимо, за день. Не было слышно ни звука. Только Уильям задумчиво сидел на веранде. Напротив, в одном из окон Эшдейлов горел свет. Значит, Джеймс остался на ночь. Точно. Во дворе чернел силуэт его роскошной кареты, которая была предметом зависти соседей и мечтой любого грабителя с большой дороги. Голос Эстер вывел Уильяма из задумчивости:
— А ты что же не спишь? Не устал, Вилли?
Он знал, что она придет, и терпеливо ждал ее появления. С тех пор, как умер отец, она вместо него делала этот вечерний обход.
— Да нет, — ответил Уильям.
Эстер подошла ближе и положила руку ему на плечо. Она все еще была в своем нарядном шелковом платье.
— Посиди со мной. Такая чудесная ночь! У меня к тебе просьба, но ты посиди. Это не потому, что просьба, я просто хочу побыть с тобой.
Она легко догадалась, чего он хочет, и улыбнулась при мысли о том, как он всегда мягко стелет, прежде чем преподнеси горькую пилюлю. Однако у Эстер было прекрасное настроение, и не хотелось в такой счастливый день выговаривать ему за то, что он транжирит деньги, не хотелось ставить ему в пример отца, который умудрялся и подмастерьях протянуть и на гораздо меньшую сумму, чем Уильям получал у Ричарда.
— Можешь не говорить. Я знаю, что тебе нужно. Я и сама собиралась дать тебе гинею перед отъездом, — она добродушно кивнула ему, но садиться не стала. Он подчеркнуто облегченно вздохнул. Она заметила и усмехнулась, но тут же строго поджала губы.
— Спасибо, мам. В Лондоне, знаешь, деньги тают моментально…
— Да, уж заметно, что тают, — сухо ответила она. — Спокойной ночи. Выспись хорошенько.
Уильям снова остался один на веранде. На лице застыла довольная улыбка. Целая гинея! Он сунул руки в карманы и блаженно вытянул ноги. Целая гинея! Надолго хватит. Можно сколько угодно ездить из Лондона и обратно. А в Саре что-то есть: какая-то непостижимая загадка. Ну, ничего, теперь-то он ее обязательно разгадает. В мечтах он уже летел к ней на свидание, как вдруг завис на пол пути. В голову ему пришла довольно интересная мысль. Уильям подумал, что лето уже на исходе, зима не за горами, и неплохо было бы приготовиться к холодам, на случай, если его роман затянется.
Убедившись, что Эстер ушла наверх, Уильям зашел в дом и шмыгнул в бывший отцовский кабинет, где Джосс теперь хранил свои книги. В верхнем ящике шкафа, где лежали эскизы и деловые бумаги Эстер, на крючке висела связка ключей. Уильям снял с кольца только два: один от висячего замка на калитке, которая вела в садик, где Эстер выращивала лекарственные травы, и второй — от особняка Эшдейлов. Дверца шкафа предательски скрипнула, Уильям настороженно замер, прислушиваясь. Убедившись, что все тихо, он вышел из дому и направился к старой мастерской. В расплавленном воске Уильям сделал матрицы обоих ключей для того, чтобы позже изготовить дубликаты. Затем вернулся в дом и повесил ключи на место. Бросив затвердевшие восковые пластинки в свою дорожную сумку, Уильям устало рухнул на постель и тут же заснул здоровым крепким сном.