Серебряное прикосновение

Она тоже засмеялась, стреляя в его сторону глазами и озорно щурясь. Но едва он полуобнял ее за талию и потянул к себе, чтобы поцеловать в знак восхищения ее смелостью, она инстинктивно напряглась и вырвалась из его рук. Уильям вдруг понял, что если она и отважилась прийти на свидание, то это еще ничего не значит. Он нахмурился и принял решение пока ничего не говорить ей о ключе от особняка. В дом он ее не поведет до тех пор, пока она не поймет, что он от нее хочет. Пусть сначала оглядится и твердо решит все для себя. Впрочем, Уильяму и так было интересно с ней. В каждом ее движении, в каждом слове сквозила странная ускользающая теперь даже от взгляда тайна, которая манила его. Рядом с Сарой он испытывал новые, никогда не возникавшие ранее чувства.

В тот вечер они лишь присматривались, привыкали друг к другу. Она рассказывала ему о своем счастливом детстве, которое вдруг в один прекрасный день оборвала страшная лихорадка, ходившая в то лето по городам и селам. Сара осталась совсем одна. Родственников у нее не было, кроме дяди, доводившегося братом ее матери. Так Сара и попала в семью Торнов, которые считали своим христианским долгом наставить взбалмошную и капризную девочку на путь истинный. И лучшим по их мнению средством было строгое воспитание и железная дисциплина. Торны любой ценой старались привить Саре безропотную покорность. Не удивительно, что чувствительное и хрупкое сердечко одинокой девочки не выдержало такой перемены. Сара начала медленно угасать и чахнуть. Два раза она находилась на краю гибели, оба раза ее спасали, и все начиналось сначала.

Когда Сара закончила свой рассказ, Уильям, проникшись к ней сочувствием, твердо пообещал:

— Этого больше не повторится никогда. Ведь теперь у тебя есть я.

— Правда? — в голосе ее было такое неподдельное удивление, будто она только сейчас начинала осознавать, какая перемена произошла в ее жизни. Уильям воспользовался ее замешательством и поцеловал в губы. Но это был уже не тот шутливый поцелуй, как в саду у Биверов. На этот раз все обстояло иначе. Они медленно тянулись друг к другу до тех пор, пока их губы не встретились и не слились осторожно и мягко в первом, полном романтики, поцелуе.

Уходили они вместе. Заперев за собой калитку, Уильям дал Саре ключ. Рука об руку шли они между деревьев и, когда пришло время прощаться, снова поцеловались. Извилистой тропинкой она побежала обратно к дому Торнов, чтобы тем же путем по крыше забраться

в свою комнатку. А он отвязал лошадь и поскакал в Лондон. Там тоже были свои потайные ходы для припозднившихся подмастерьев.

Во время их третьей встречи Уильям решил открыть Саре, что у него есть ключ, и попытался заманить ее в дом. Вечер был холодный. Моросил дождь, что тоже было весьма кстати. Он повел ее к усадьбе, на ходу предупредив, что у него для нее сюрприз. Глаза Сары заблестели, когда она увидела, как он вставляет в замочную скважину ключ и открывает дверь. Взявшись за руки, они быстренько скользнули внутрь. К его неподдельному удивлению, Сара пришла в неописуемый восторг. Она выбежала на середину гостиной, вытянула вперед руки, будто хотела обнять весь дом, и засмеялась. Уильям ожидал чего угодно, только не этого!

— Я всегда мечтала зайти сюда! Теперь он наш! Твой и мой! Правда, Вилл! Ни одна «горгона» в мире не найдет нас здесь. Никто ничего не увидит.

Уильям уже не раз замечал, что она не любопытна. Другой на ее месте уже забросал бы вопросами. А ее, казалось, совсем не интересовало, откуда он взял ключи от калитки. И даже сейчас, когда он привел ее в усадьбу, она лишь радовалась, как ребенок, и ничего не спрашивала. Может, она безраздельно верила ему и потому не проявляла любопытства? Совершенно очевидно, что Сара привязалась к нему. На этот счет у Уильяма не было никаких сомнений. И как ни странно, именно этого он хотел сейчас больше всего на свете. Ему, казалось, больше ничего и не нужно. Когда ее не было рядом, он тосковал и думал о ней. Ее образ постоянно стоял у него перед глазами. И если бы не работа, которая так много для него значила, он, пожалуй, не смог бы думать ни о чем ином, только о ней, об этой маленькой хрупкой фее с гибким змеиным телом, которое всякий раз, когда она была рядом, обрекало его на танталовы муки — дразнило и притягивало, заставляло дрожать всеми фибрами души.

— Пойдем, я покажу тебе наши владения, — предложил Уильям. — Я здесь уже был.

— Нет, — запротестовала она, сверкнув глазами. — Дай мне фонарь! Я сама.