Серебряное прикосновение

Больше всего в своей работе Джонатан ценил неприступность. Именно неприступность куска необработанного серебра — он лежит перед тобой на верстаке и как бы бросает вызов. А ну-ка! И вот начинается противоборство: рука мастера постепенно отсекает лишнее, заготовка становится все мягче и податливей, повинуясь воле человека, пока, наконец, не превращается в воплощение твоего замысла. Джонатан вообще любил покорять, подчинять своей воле. Вся жизнь представлялась ему лишь цепью следующих одна за другой побед. И не важно, над чем или над кем, будь то сырой серебряный слиток или женщина. Очередность зависит лишь от того, какая цель первой замаячит на горизонте. Джонатан не жалел о том, что связал свою жизнь с Энн-Олимпией. Она была хорошей женой и хозяйкой, прекрасной матерью для его детей. К тому же оказалась сговорчивой и быстро смирилась с его частыми отлучками. Правда, сначала между ними возникали кое-какие трения, но теперь она ни о чем не спрашивает. С тех пор, как родился их младшенький, Джонатан перебрался в отдельную спальню, поэтому его отсутствие не так заметно. Она особенно и не возражала. Джонатан знал, что Энн-Олимпия — женщина страстная, и постель для нее не последнее дело, но сейчас она заметно поостыла, с головой окунулась в работу, воспитывает детей.

— И сколько тебе надо на это времени? — голос Эстер прервал его размышления.

— Завтра утром все будет готово, — он ткнул пальцем в эскиз. — Думаю, сэр Джеймс будет очень доволен этой штукой.

Работа доставляла Эстер неизъяснимое наслаждение. Хотя она и раньше выполняла заказы Джеймса, но ощущение было не то, за его заказы сполна уплачено. Сейчас же совсем другое дело — это будет подарок, замечательный подарок! Не один час просидела Эстер, продумывая детали орнамента. Подставка должна быть выполнена в классическом стиле — богатство красок и украшений, и в то же время — простота и изящество, свойственные всем работам Эстер. Питер и Джонатан в нее пошли — неплохие эскизы делают, и навык есть, и чутье, а вот Джосс всем мастерам мастер был, но своих идей не было, просто воплощал в жизнь чужие. Да… вроде одна кровь, но все же… За мастерскую Эстер не беспокоилась: придет время уходить — правда, пока она не собиралась, но когда наступит, то смело можно идти на покой — мастерская в надежных руках. С тех пор, как Джонатан стал с ней работать, он никогда даже не заикался о том, что хочет отделиться и начать свое дело, хотя возможностей у него было хоть отбавляй. Конечно, ей не трудно догадаться, почему. Пройдет не так много времени, и они с Питером останутся единственными представителями славного рода Бэйтменов. Джонатан хочет почестей и славы. Ох, и долго же ему придется ждать — у Эстер еще есть порох в пороховницах!

Наступил ноябрь. Близился день вступления нового лорда-мэра Лондона в должность. Сдавались дела, в городе царила предпраздничная суматоха. Накануне Эстер специально поехала в Лондон повидать Джеймса. Она хотела собственноручно вручить ему свой подарок. Как всегда он пригласил ее в смежный с кабинетом зал. Они не обмолвились ни словом, пока он открывал ящичек красного дерева, в котором лежал подарок. Работа была чудесной, Джеймс даже головой замотал от восхищения.

— Эстер, дорогая, ты превзошла самоё себя.

Словно совершая ритуал, Джеймс с благоговением вытащил подарок из ящика. Приглядевшись повнимательней, он понял, наконец, что это такое, и его лицо расплылось в довольной улыбке.

— Вот это подарок! Гениально! Ну, теперь пусть только подадут мне холодную картошку!

Джеймс поставил крестовину на стол и обнял Эстер. Серебряное великолепие так и заиграло, заискрилось, отражаясь от полированной поверхности.

— Я тронут до глубины души, — растроганно проговорил Джеймс, целуя ее.

В огромном зале собралось много народу. Со своего места Эстер прекрасно видела весь торжественный ритуал посвящения. Джеймс вступал в должность нового лорда-мэра Лондона. Это была так называемая Безмолвная церемония. Свое название она получила потому, что вся процедура проходила в полном молчании. Джеймс молча, с достоинством кланяется своему предшественнику, молча принимает атрибуты лорда-мэра. Гулкая тишина, словно голос веков, звучит громче всяких слов. Здесь и клятва быть достойным преемником, и торжественное обещание оправдать оказанное доверие, и еще многое из того, о чем может рассказать пятивековая история этой доброй традиции. Воздух в зале напоен ароматом трав. Между рядами специально ходят служащие с маленькими пучками в корзиночках. Эту меру предосторожности принимают всегда при большом скоплении народа. Раньше таким образом спасались от чумы, теперь от других болезней — и это тоже уже стало традицией. Эстер всегда будет вспоминать этот знаменательный для Джеймса день с щекочущим обоняние привкусом розмарина и лаванды, лепестков сухого клевера и мяты, жимолости и тонкого аромата роз, исходящего из невидимых ниш в зале. Не раз во время церемонии у Эстер возникала мысль, что травы странным образом вплетаются в их многолетнюю дружбу с Джеймсом.