Разумовский резко обернулся в сторону Одонецкого.
— Я сам разберусь со своей женщиной. Ты не лезь.
Андрей в ответ промолчал. Он заметил у окна Веронику, которая молча наблюдала за происходящим.
Олег поднял чемодан Алины с пола, и грубо схватив её за руку, подтолкнул в спину.
— Ну чего стоишь? Иди в машину!
Алина пошатнулась.
— Послушай, ты… — Андрей схватил Разумовского за руку. — Полегче! Не забывай, что она всё-таки беременна и веди себя с ней аккуратнее.
— Что? — Олег резко обернулся и посмотрел на Одонецкого. — Что ты только что сказал?
Андрей молча посмотрел на Алину, которая стояла с опущенной головой, и снова перевёл взгляд на Разумовского.
— А ты что, не знаешь, что твоя женщина, как ты её называешь, ждёт твоего ребёнка?
Олег посмотрел на Алину.
— Это, правда?
Она молча кивнула и снова опустила голову. Разумовский взял её за руку.
— Пойдём в машину, — он ещё раз гневно взглянул на Одонецкого и пошёл с Алиной на выход.
Андрей смотрел им вслед, пока они не скрылись за дверью. Он поднял с пола свою сумку, медленно подошёл к Веронике, и остановился перед нею.
— Привет.
— Привет, — сквозь зубы, ответила она ему.
— Как дела?
— Нормально.
— Поедем домой?
— Да.
Всю дорогу Соболева молчала и была сосредоточена только на управлении автомобилем. Андрей ждал продолжения сцены ревности, только теперь уже с её стороны, но Вероника молчала, до самого дома, пока он не затронул её сам.
Она сидела на кухне и, задумчиво помешивала ложкой кофе. Андрей медленно вошёл в комнату и остановился на пороге.
— Ника, ну что так и будем молчать? — он присел рядом с нею за столом.
— А что ты хочешь? Услышать моё мнение о произошедшей сцене в зале прилёта или версию того, как вы оказались с Алиной на одном самолёте?
— Послушай, завещание было составлено на нас обоих. Художник разделил дом на нас двоих. Мы должны были присутствовать на оглашении вместе и встретились уже в Канелли.
— Понятно, а что было в зале ожидания? Когда ты нежно держал её под руку и обнимал.
— Ника, твоя ревность неуместна. Она ждёт ребёнка и ей стало плохо в самолёте. Я что, должен был спокойно сидеть на своём месте и даже не попытаться помочь ей выйти из самолёта, и проводить её в зал ожидания?
Она подняла на него глаза.
— Это обязанность Разумовского оказывать ей помощь. Она могла бы ему и позвонить. Это его ребёнок и пусть он о ней заботиться. Ты здесь при чём? У них своя жизнь, у нас своя, и не лезь туда, Андрей. Ты ей не нужен, когда ты уже, наконец, поймёшь это.
Одонецкий резко поднялся на ноги и, склонившись к ней, громко ответил:
— Куда мне лезть, я решу сам, поняла? И обойдусь без твоих нотаций и советов. А если тебя что-то не устраивает, можешь уходить. Я тебя не держал здесь ни одного дня, и сразу тебя предупреждал, что не полюблю тебя никогда. Прости, не хотел тебе всего этого говорить, но ты сама меня вынудила, — он развернулся и, сбросив с себя рубашку, ушёл в ванную комнату.
Вороника поднялась из-за стола и подошла к окну. Она тихо плакала. Знала, что он был прав, и ей ничего не обещал. Но ей, как любой женщине, очень хотелось надеяться, что всё изменится со временем, и он, наконец, перестанет думать об Алине.
Приняв душ, Андрей вернулся в спальню и прилёг на кровати. Вероника зашла в комнату, и присела рядом с ним на постели. Она долго смотрела на его спину. Чувствовала, что он не спит. Тяжело вздохнув, прилегла с ним рядом, и обняла его за плечи.
— Андрей, прости меня. Я действительно вспылила на пустом месте.
Он повернулся, посмотрел на её заплаканное лицо и, протянув руку, обнял её за плечи.
— Ты тоже прости меня, за грубость. Просто, я прошу тебя. Если ты хочешь, чтобы наши отношения как-то развивались, не диктуй мне свои условия, и не устраивай больше подобных сцен. Я и так стараюсь строить наши отношения. Но если эти сцены ревности и скандалы будут повторяться, то я сразу тебе говорю, я предпочту жить один, чем выслушивать эти постоянные недовольства и подозрения, — он коснулся губами её лба и прижал к себе.
Вероника тяжело вздохнула, обняла его руками, и поудобнее устроившись на его груди, прикрыла глаза.
****
Разумовский сосредоточенно смотрел в лобовое стекло, пока они ехали с Алиной домой. Было видно, что внутри у него всё кипело, но он молчал.
Алина периодически поворачивала голову и смотрела на него. Пыталась коснуться его пальцев своей ладонью, но он, почувствовав её прикосновение, сразу же убирал свою руку в сторону.
Не выдержав давящей тишины, она, наконец, обратилась к нему:
— Олег, пожалуйста, ну не молчи, умоляю тебя.
Он равнодушно посмотрел на неё.
— Алина, я не хочу говорить, а тем более обсуждать такой важный вопрос — вот так спонтанно по дороге. Приедем домой, и поговорим.
Разумовский снова сосредоточился на дороге, а Алина, отвернувшись от него, принялась смотреть в окно.
Деревья мелькали перед её глазами, но отвлечься от своих мыслей не получалось и внутри всё скручивало от страха и боли. Совсем не так она хотела сообщить ему о своей беременности. Его реакция пугала её. Хотелось плакать, и она с трудом сдерживалась, чтобы не разрыдаться в голос, прямо в его машине.