– Комета! – говорю я строгим голосом. – Плохая, непослушная собака! – Подбираю поводок, и она поднимает на меня виноватые глаза.
– Все проблемы решены, – спокойно говорит Джек. – Видите, никакого беспокойства. По крайней мере для меня. А у вас вид не из лучших. Вы уверены, что с вами все в порядке? Что-то вы очень бледная.
– Все нормально. Я просто немного устала.
Джек понимающе на меня смотрит:
– Вон там есть скамейка. Посидите немного. Я к вам присоединюсь. Только, как видите, скамейка мне не нужна: у меня – собственная передвижная.
Я благодарно ему киваю, и мы медленно двигаемся к лавочке.
– Почему вы не спустите их с поводков? Пусть они с Барни поиграют, – предлагает Джек, глядя, как Комета с Фицем понуро устраиваются рядом со мной. – Вы обычно им доверяете?
– Да, они в общем-то послушные.
– Так и отпустите. Обещаю вам, Барни далеко не убежит.
Спускаю своих собак, и вслед за Барни они срываются с места, а мы с Джеком смотрим с вершины холма, как они несутся вниз по склону.
– Барни раньше был собакой моей подруги. А пару лет назад мы стали жить вместе, и он, можно сказать, стал моим псом тоже.
– Вашу подругу зовут Кейт? Она хозяйка магазина «Все для хобби»? А у вас в городе магазин художественных товаров?
– Да, все правильно, и зовут меня Джек. А вы откуда зна…? А!.. Так это вас я на днях видел вечером в пабе вместе с Фишером? Теперь я вас вспомнил. Вы с коллегами на Авроре наблюдаете за погодой. Не удивляйтесь, у нас в городе новости быстро распространяются.
– Совершенно верно. Я один из метеорологов с острова. Меня, кстати, зовут Скай. – Я на секунду замолчала. – Простите меня, тогда в пабе можно было продумать, что я вас разглядывала. – Я краснею. – Это совсем не так, понимаете?
– Да ничего страшного. Я привык. Я уже так давно в инвалидном кресле, что меня совершенно не беспокоит, когда люди на меня глазеют.
– И вовсе я не глазела. Я имею в виду, вовсе не из-за кресла… Вернее, мне ваше кресло очень понравилось. Оно… – я безуспешно пытаюсь найти подходящее слово, – … элегантное.
– Не спорю, кресло у меня ладное. – Джек улыбается. – А почему оно вас заинтересовало?
Я заколебалась. Говорить об этом я не люблю. Но ведь с Джеком я больше не встречусь, так почему бы единственный раз и не рассказать ему все как есть.
– Я однажды ездила в инвалидном кресле, – быстро говорю я. – У меня электрическое кресло было, с моторчиком. Я была слишком слабой и сама колеса толкать, как вы, не могла.
Если люди слышат от меня что-то подобное, они обычно или теряются, или начинают охать и ахать, а Джек кивает, как будто я не сказала ничего необыкновенного.
– А что с вами было?
– У меня была… нет, у меня и сейчас… такая болезнь. Было так плохо, что я снова начала сама ходить только месяцев десять назад. А до этого без кресла не могла, и с Фицем гулять не могла. Когда я его завела, чтоб с ним гулять, пришлось нанимать человека.
– Не повезло вам. По крайней мере, вы сейчас на своих двоих. Поправились? – роняет Джек, и я с облегчением вздыхаю от его словно бы даже безразличного тона. Если кому-то все это сказать, в ответ вечно только и слышишь, что «Бедняжка!» да «Какой кошмар!».
– Почти поправилась, – начинаю было я, но тут же решаю сказать правду: – Точнее, сейчас болезнь под контролем.
– Вот и отлично. А это что? Рак? Рассеянный склероз?
– У меня миалгический энцефаломиелит, его еще называют синдромом хронической усталости. А если коротко, то МЭ.
Он, скорее всего, не знает, что это такое. О моей болезни обычно никто не знает, и даже те, кто что-то слышал, не понимают, что это значит. Но, к моему удивлению, Джек говорит:
– Да-а-а. Это крайне неприятно. Со скрытыми болезнями всегда тяжело. Мне что? Людям и так понятно, что я инвалид. Видят меня в кресле – и никаких вопросов. А когда инвалидность скрытая и ее никто не видит – тут-то проблемы и возникают. Трудности те же или их даже больше, чем когда руки или ноги нет, а понять человека куда сложнее.
Я оторопела. Помимо родителей и физиотерапевта с невропатологом, моих трудностей никто так быстро не понял и так точно не сформулировал. А мой так называемый тогдашний бойфренд, узнав о моем диагнозе, не захотел даже попробовать в чем-либо разобраться. И бросил меня почти сразу, сказал, что ему с моей болезнью не справиться. Что это-де ситуация не для него.
Чувствую, как на глаза наворачиваются слезы, и поспешно отворачиваюсь посмотреть, где собаки.
– Они отлично играют, – говорит Джек, проследив за моим взглядом. – Я же говорил, пусть побегают. Это от болезни вы так тяжело сейчас на холме дышали?
Я опять смотрю на него:
– Да. Раньше я и бегала, и фитнесом занималась. Я с детства была спортивной. На этот холм могла взбежать одним махом. А теперь…
– Все равно что восхождение на Эверест?
Джек еще раз попал в самое яблочко. Я киваю.
– Понимаю. Я тоже был в отличной форме, пока в армии на мину по глупости не наступил. Так и оказался в кресле.
– По-моему, вы до сих пор в отличной форме. – Я с восхищением смотрю на его мускулистые руки.
– Спасибо. Стараюсь ее поддерживать, но я все равно не тот, что был прежде.