Читаем Серебряные осколки полностью

Серебряные осколки

– Может, друг ты и неплохой, но супруг дрянной, – веско заметила Уинифред. – Ты не хочешь поговорить с ней? Извиниться?

Стеллан молча царапал стебель цветка, окрашивая ноготь на большом пальце в зеленый. Уинифред неодобрительно щелкнула языком, и он огрызнулся:

– Нет, не хочу. Чего я терпеть не могу, так это извинений и разлук. А с Эви… О чем бы ни были наши слова друг другу, они всегда будут прощальными. – Он натянуто ухмыльнулся. – По моим прикидкам, разговор с ней будет стоить мне от десяти до двенадцати лет жизни.

– А Малин? С ней ты тоже не будешь прощаться?

– Я написал ей, но письмо вернулось нераспечатанным. Если я приближусь к ней сейчас, утро омрачится дракой на кладбище, и вы с Тедди явно не останетесь в восторге.

Они умолкли. Сдвинув в сторону мантилью Эвелин, Малин наклонилась к ней и что-то прошептала. Та кивнула, поднеся к лицу платочек, и обе зашагали к ограде кладбища.

– А ты, мисс Бейл? – Стеллан склонил голову набок. – Планируешь остаться погостить у мисс Дарлинг?

Ветер сменил направление и подул Уинифред в спину. Откинутая вуаль снова упала, и лицо Стеллана превратилось в смазанную тень. Она запрокинула голову. Облака, подгоняемые ветром, поплыли чуть быстрее. Сквозь черную полупрозрачную ткань ореол солнца казался приглушенным, будто комок света завернули в батист и кружева.

– Меня тошнит от Англии. Дожди иссушают мою душу.

– Как я погляжу, ты нахваталась красивых метафор у Тедди.

– Хочу туда, где всегда светит солнце, – добавила Уинифред, пропустив его слова мимо ушей. – Главное – подальше отсюда.

– Италия? Испания?

Уинифред опустила на него взгляд.

– Не знаю. Мне все равно.

– Полагаю, не в одиночестве?

– С Теодором. И с Келлингтоном. Он отправится с нами, а в Европе присоединится к своей семье.

Стеллан не смог сдержать гримасу неудовольствия. Розовый шрам, пробегавший через его лицо, сморщился.

– Вы с Милордом спелись, как я погляжу. – Осознав, как жалко прозвучали его слова, он осекся. – Не думал, что его королевская аура произведет на вас впечатление.

– Почему это вообще тебя волнует?

– Ты мне нравишься. Только, пожалуйста, не думай, что я этим доволен. И, как я уже сказал… – Он стиснул губы. – Мне очень жаль.

Протянув ей цветы, Стеллан отвернулся.

Когда поднялся ветер, Келлингтон с Кэтрин и Мелиссой тоже побрели прочь – три фигуры, с ног до головы в черном. У могилы остался один Теодор.

– Приезжай навестить нас, – будто издалека услышала Уинифред свой голос, – когда станешь бравым воякой.

Стеллан сверкнул острыми зубами и невольно взглянул за спину Уинифред, на Дарлинга. На лице его было написано облегчение. Как только он вышел из-за дерева, защищавшего его от ветра, длинные каштановые волосы растрепались и упали ему на лицо.

– Я привезу вам подарки, – пообещал он, пятясь следом за Дарлингами и Келлингтоном. – Только, ради бога, не жди, что они будут дорогими.

Уинифред отвернулась и зашагала к Теодору, увязая каблуками в рыхлой земле. Не будь ей так паршиво, она наверняка улыбнулась бы.

Гроб из красного лакированного дерева был предназначен для взрослого человека. На крышке, покрытой осыпавшейся со стенок могилы землей, лежали букеты и цветочные венки: красные и белые розы, фиолетовые гиацинты, маргаритки. Уинифред бросила сверху хризантемы Стеллана и сделала шаг назад, к Дарлингу. Он, словно зачарованный, уставился на установленное перед могилой надгробие, на котором вырезали надпись: «Лаура Лун. Верная подруга».

Горячие пальцы стиснули ее ладонь. Теодор не надел перчаток и шляпы, которые приготовила для него мать. Вместо завтрака он собирал в саду маргаритки для букета и домой больше не возвращался. Уинифред чувствовала липкую мягкость ссадин на его пальцах.

– Она сказала, что мы с тобой составляли смысл ее жизни, – тихо произнес Теодор.

Ему не пришлось вслух произносить слова «перед смертью», чтобы Уинифред догадалась.

Ветер швырнул Теодору в лицо отросшие волосы, и он повернул голову. На его бледных щеках виднелись высохшие дорожки слез.

– Мне жаль, что я не сделала для нее достаточно, – только и ответила Уинифред.

На надгробие присела птица – воробей с черными стеклянными глазками. Крохотными прыжками он перепорхнул с одного края на другой и замер, резко вертя головой из стороны в сторону. Затаив дыхание, Уинифред протянула воробью руку, но тот вспорхнул с камня и взмыл в ясное небо.

Теплый воздух подрагивал от ветра, и солнце, выглянувшее из-за облаков, золотой рябью пробежало по их с Теодором лицам. Уинифред зажмурилась и улыбнулась, когда слезы наконец покатились по ее щекам.