Серебряные рельсы

Густой туман, что заполнил с вечера долину Казыра, не тревожил Кашурникова - утром ветер разгонит его. Лишь бы тепло продержалось еще недельку-другую! Изыскатели, изучая долину реки, быстро добрались бы до пограничников. А пока было пройдено по основному маршруту около сорока километров. Как же все-таки ляжет дорога? В Новосибирске Кошурников ориентировочно наметил трассу по правому берегу, потому что левобережный хребет Ергак-Таргак-Тайга отпугивал своей крутизной и многочисленными стоками. И было большой неожиданностью, что в верховьях реки левый берег оказался более удобным для прокладки железной дороги. Что будет дальше? Какие сюрпризы еще приготовил Казыр? Интересно, как выпутаться из гордого сплетения в районе Щек? Посмотрим...

Кошурников спрятал карту, подложил в костер дров и, натянув на голову брезентовый капюшон плаща, забылся в полудреме.

Среди ночи проснулся. В воздухе уже не было мятущейся водяной пыли, на догорающий костер медленно опускались едва заметные снежинки. Кошурников взглянул на ребят. Они подрагивали от холода, подвигались к костру, который уже подернулся сизым пеплом. Их телогрейки намокли от тающего снега, потемнели.

Какие все-таки разные подобрались у него спутники! Алеша все делал сам, молча и споро, а Костя советовался по мелочам, без конца просил подсобить. Все бы ничего, но тайгу он плохо знал. Несмотря на предупреждение, этот красивый городской парень скинул вчера при рубке рукавицы и мокрым топорищем натер на ладонях кровавые мозоли. А когда Кошурников стал заливать ему руки спиртом - единственным лекарством изыскателей, Костя мучительно сморщился и закряхтел.

- Будто медведь сжевал, - неодобрительно буркнул Алеша, но Костя его не понял.

- Какой медведь?

- Скулишь ты так, будто медведь тебе руку испортил.

Костя промолчал.

...Светает. Надо скорей просушиться и доделывать плот.

- Ты когда-нибудь сплавлялся? - спросил вчера Кошурников Костю. - Нет? И не знаешь, как вяжется плот? Ну, ничего, враз научишься. Изыскатель должен владеть этим древним ремеслом.

Еще вечером они свалили несколько сухостойных пихт. Ни крепкая береза, ни тяжелая лиственница не годились для става, только пихта. Бревна они уже подтащили к воде, засветло успели вырубить березовые поперечины - ронжины, которые войдут в клиновые пазы и намертво свяжут став. Потом надо было на подгребках укрепить длинные греби, взять на борт крепкие колья - стяжки.

Вчера, когда дошла очередь до гребей, Кошурников сказал Алеше:

- Принеси-ка долото!

Алеша долго и безрезультатно рылся в мешках. Он точно помнил, что долото лежало в подшефном мешке Стофато. Но там ничего не было.

- Костя! Ты не видел наше долото?

- Нет, - неуверенно ответил тот, и вдруг у него екнуло сердце: он достал мешочек с долотом на вчерашней ночевке и во время сборов забыл его положить в большой мешок! Так он и лежит сейчас там на пенечке. Что ему будет за это? Сказал: - Нет, не видел...

- Ладно, потом найдем, - остановил их поиски Кошурников. - Некогда. Топором приспособился. Костя, подержи гребь.

Придерживая гребь, которая крутилась и подрагивала под топором, Костя несколько раз порывался сказать Кошурникову, что это он. Костя, забыл долото на привале.

- Что это ты не в себе? - понимающе спросил один раз Кошурников. Будто потерял что-то.

- Да вот, - начал Костя, насупившись. - Понимаете...

- Ну?

- Ничего. Это я так...

Костя лежал сейчас у костра, едва слышно посапывал, ежился во сне от сырости, но не просыпался. В изыскательской жизни Кости это был первый плот, и Кошурников понимал уставшего парня: нелегко таскать с непривычки тяжелые бревна. Начальник экспедиции вспомнил свой первый плот. Это было на Алтае. Отец дал топор, сел у костра и приказал делать такой плот, чтоб нес двоих. Отец только советовал, а сам пальцем не шевельнул. Ну, правда, он тогда связал небольшой салик на вицах, но тоже досталось. Кошурников помнил все до мельчайших подробностей: как парил над костром толстые черемуховые прутья, как гнул из них кольца - вицы, как с помощью этих виц и клиньев - нагелей - скреплял став...

Как всегда по утрам, Кошурников завел свою луковицу. Проснулся Костя. Он с усилием выгнул спину и стал внимательно рассматривать ладони.

- Болит? - спросил Кошурников.

- Болит.

- Привыкай! - подал голос Алеша. - Сгодится в тайге.

- Да, в городе спокойнее, - сказал Костя.

- Это кому как! - возразил Кошурников. - Тоже мне спокойствие - воздух с грязью, милиционеры свистят, балконы падают. Ну, правда, зато есть сапожные мастерские...

Костя глянул на свои сапоги, которые "просили каши".

- Сейчас прибью.

Он пошел к мешкам, но вдруг вспомнил, что гвоздики-то лежали вместе с долотом! Начал рыться в мешке, зная, что ничего не найдет. Оглянулся. Товарищи сидели к нему спиной, не замечая, как ему трудно. Он вернулся к костру.

- Бери ложку, - сказал Кошурников. - И снимай свои бахилы.

Пока ребята завтракали, Кошурников наковырял ножом гвоздиков из Костиных сапог, прибил кое-как подметки. Потом взял у Алеши ложку - у них было две ложки на троих, - доел суп.