Серебряные слезы

– Альберт, почему ты так назвал это место – отель «Билив»?

– Я кино в детстве смотрел. Там был такой отель... ну, вроде того, что там сбываются все мечты. Место, где хочется надеяться и верить.

– Верить, что все будет хорошо, – подхватил Коля Арутюнов. – Хотя, Бертик, это очень непатриотично. Назвал бы ты эту избу как-нибудь...

– А ля рюс... – подсказал Мишель.

– Да, на русский лад. Трактир «Надежда», например.

– У меня первую жену так звали, – вздохнул Альберт, накладывая себе еще салата. – А вторую звали Верой... Я не вру, честное слово! Коля, что ты ржешь? Я не вру!

– Отель «Билив» – лучше, – согласился Саша. – Звучит интригующе...

Вино немного ударило мне в голову – я тоже смеялась вместе со всеми.

– А третья? – спросила я. – Третья жена, она...

Альберт совсем не обижался, он только грустно покачал головой:

– Да, да, да... Третью жену должны звать Любовью. Только я не знаю ни одной женщины с таким именем.

– Бертик, а Любовь Марковна, аудитор, что заглядывала к нам в ноябре? – напомнил Коля. – Может быть, она – твоя судьба...

– Я ей не нравлюсь, – вздохнул Альберт. – Она сказала, что я похож на дебаркадер.

– Может быть, это комплимент! – воскликнул Коля, подмигивая мне.

– А что такое – дебаркадер? – с любопытством спросила Оля. – Порода лошадей?

– Это такая баржа. Ты представляешь, Оль, она меня баржей обозвала...

– Любов – это имя, да? – блестя глазами, спросил Мишель. – А еще Любов – это любов...

– Амор, – грустно кивнул Альберт. – Она самая, проклятущая...

– Есть амор, а есть амур, – тут же возбужденно сообщил Мишель. – Амор – это то, что там, на небо... на небеса...

– Нечто возвышенное, – пояснил Коля Арутюнов.

– Уи! А амур – оно тут, на земле...

Скоро нам всем стало так жарко, что мы гурьбой высыпали во двор. Был уже вечер – небо совсем потемнело, и только вдали, на западе, догорала узкая розовая полоса.

– Какой здесь воздух! – всей грудью вдохнула я. – Не то, что в Москве...

– Люблю зиму, – сказала Оля. – Все говорят – лето, лето... А что лето? Зимой лучше...

– Можно в снежки поиграть. – Коля незаметно слепил снежок и кинул в нее.

– Ах, ты... – не осталась она в долгу.

Через минуту мы уже все кидались снежками. Мишель орал что-то совершенно неразборчивое, потом упал в сугроб и с неподвижной, блаженной улыбкой стал смотреть в вечернее небо.

– Спятил... – Альберт попытался его поднять. – Замерзнешь, как цуцик, ты, дитя Прованса...

– Что такое цу-цик? – лопотал Мишель.

– Немедленно вставай! – потянула его за другую руку Оля.

– Вон, вон... – повар тыкал пальцем в небо. – Я вижу... Он там!

– Кто?

Мы стояли вместе и зачарованно глядели в небо. По нему в свите прозрачных облаков плыла круглая луна.

– Ты видишь луну, да, Мишель? – спросила Оля.

– Нет, не луна... Вон он, анж... анжел. Летит!

– Ангел летит? Амор твой?

Саша подошел ко мне сзади, обнял.

– Ты тоже видишь ангела? – шепотом спросил он. – Я вижу его перед собой...

Возле дома был небольшой навес – под ним снега почти не было и стоял железный мангал. Альберт развел в нем огонь, и он запылал ярко, освещая пространство перед домом.

– Всем назло буду стряпать барбекю... – проворчал он.

Мишель некоторое время с беспокойством наблюдал за ним, потом, когда огонь стал меньше, решительно отодвинул друга в сторону. Скоро в морозном воздухе поплыл восхитительный запах жареного мяса.

– Как хотите, а мне ваше вино надоело... – В руках у Альберта появилась бутылка водки. – Божоле, каберне, совиньон, семильон... – передразнил он. – Несерьезно, братцы!

Мы перетащили готовое мясо в дом.

Мы с Сашей еще раз чокнулись, глядя друг другу в глаза.

– Ты такая красивая, – сказал он. – Ты мне не снишься?

– Нет. Мы в отеле «Билив», здесь все возможно... Вон, даже ангелы вокруг летают.

– Ты ведь о них свою работу пишешь? – улыбнулся он. – Пригодилась та рукопись, что дала тебе мама?

– Да. Правда, ангелов я там пока не нашла...

– Саша, спой про мой город, – попросил Мишель.

– Ты поешь по-французски? – удивилась я.

– Нет, ты сейчас поймешь, о чем он, – засмеялся Саша, доставая гитару. – «В лунном сиянье снег серебрится, вдоль по дороге троечка мчится...» – запел он мой любимый романс.

– «Динь-динь-динь! – подхватили все хором, дружно. – Колокольчик звенит...»

Ах, да, точно, Мишель сказал, что его родной город – Динь...

Ночью мы снова вышли во двор. Луна светила так ярко, что было светло как днем. Вдалеке, под горой, мерцал бриллиантовым блеском снег.

– Давайте сыграем во что-нибудь, – предложил Коля Арутюнов. – Хотя бы в салочки или в жмурки...

– О, я знаю одну старинную русскую игру – мне про нее рассказывала бабушка! – обрадовалась Оля. – Что-то вроде жмурок. Называется – «Яша-дурачок». Это очень просто... Бертик, будешь водить!

– Почему я?

– Потому что ты, и не спорь!

– Вот она, женская логика...

Альберту завязали глаза шарфом и встали, по указанию Оли, вокруг него.

– Теперь поем – «Сиди-сиди, Яша, под ракитовым кустом, грызи, грызи, Яша, орешки каленые, милому дареные...»

Мишель, судя по всему, очень мало понимал смысл происходящего, но с большим энтузиазмом повторял слова детской песенки.