Серебряные слезы

Поскольку Андрей явно откликнулся на это сообщение, Илья Лаврентьевич продолжил:

– Я ведь тоже когда-то был доктором, недаром течением жизни прибило меня к сему медицинскому учреждению... Правда, специальность моя к психиатрии отношения не имела, но тем не менее... Я работал в земской больнице под Тверью. Был очень молодой и глупый, все мечтал облагодетельствовать человечество...

– А отец? – хриплым голосом спросил Андрей. – При чем тут мой отец?

– О, его роль в моей истории весьма существенная... Дело в том, что был у меня пациент, из крестьян, который страдал неизлечимой и мучительной болезнью. Мучения его были столь нестерпимы, а помочь ему не представлялось возможным, что я, признаюсь, решил взять на свою душу грех...

Какое-то движение мелькнуло на лице Андрея, и он сказал:

– Помню! Вы – Самойленко... Я был еще ребенком, когда отец взялся за ваше дело...

– Да-да, вы правильно угадали: ваш отец защищал меня, и в результате присяжные меня оправдали.

– Вот что, – с возрастающей решительностью произнес Андрей, который давно уже он не говорил так долго. – Помогите теперь вы мне... ради отца!

– Господи, да я с превеликим удовольствием...

– Достаньте мне морфия. То количество, которое позволило бы мне уйти... от нее!

Андрей имел в виду Дусю, впрочем, Самойленко, который был в курсе его истории, сразу все понял.

– Вы и так находитесь далеко от нее... м-м-м, от Евдокии Кирилловны, если я не ошибаюсь...

– Нет, она рядом, – отрывисто произнес Андрей и машинально огляделся по сторонам.

В больничном саду царило мирное спокойствие. Была как раз середина лета, на клумбах цвели цветы, пели птицы на деревьях, пациенты бродили по аллеям, многие в сопровождении сестер милосердия. Кто-то долго и весело смеялся в дальнем конце сада...

– Что вы, голубчик, сюда не пускают посторонних!

– Вы не понимаете... – И, путаясь и сбиваясь, Андрей стал объяснять, что Дуся всегда рядом с ним. Потому что она ходит по той же земле, под тем же небом, они дышат одним воздухом. А это невыносимо – ощущать прелесть любимой девушки, недоступной и жестокой. – Знаете ли вы, что красота убивает? Ее, Дусина то есть, красота убивает меня... Достаньте мне морфия!

* * *

– Здравствуйте, детки, – тихим голосом произнесла Нина Ивановна. – Как хорошо, что вы приехали...

– Мамочка, но не могли же мы допустить, чтобы ты встречала Новый год одна! – возмутился Саша.

Я заметила, что дома, у матери, он становится немного другим – чуточку инфантильнее, что ли, словно в этих стенах опять чувствует себя ребенком.

– Лиза, милая, как удивительно все получилось... – вздохнула Нина Ивановна с особым выражением, и я поняла, о чем она.

– Да, когда я ехала к вам прошлым летом, то никак не ожидала, что встречу здесь свою судьбу, – философски кивнула я.

– Дождь был... – прошептала она, садясь за стол. – Ты помнишь?