Серебряные стрелы

Воскресный пытался что-то сказать полковнику, но тот только махнул рукой, что означало «можете идти», и отвернулся к командному пульту.

Пилоты вышли и молча закурили. Никто из них не знал, что, пока они ждали вызова, руководитель полетов прослушал запись самолетного магнитофона и на ней отчетливый голос Воскресного: «Дай, Сереж, я этот круг сделаю!» А чуть позже — благоразумное решение Завалова: «Не надо, командир, лучше по прямой!»

За облаками среднего яруса

— Папа, а ты катапультировался?

— Да, приходилось.

— Сколько раз?

— Дважды.

— Всего-о-о?

— А ты знаешь, сын, что такое катапультироваться?

Из разговора.

Кабина горела. Высота полета — огромная. За бортом ледяной поток, температура ниже минус полсотни. Весь обзор его из кабины — через два окошка величиной с розетку. Одно — над головой, через него Сан Саныч — штурман-оператор лейтенант Брайко — видел кусочек фиолетового от большой высоты неба, другое — внизу, в люке. Там, далеко внизу, ослепительной белизны первого снега бескрайние облака среднего яруса.

Его кабину называли «темной», а самого хозяина «Черным оператором». «Не король, а на троне» — со своего катапультного кресла Сан Саныч мог достать, даже не наклоняясь, любой переключатель. Экономно были рассчитаны его габариты.

Едва только задымился передатчик, кабину сразу заволокло, в ней стало, как бывает, наверное, в тесном дымоходе. Сап Саныч ориентировался теперь только на ощупь. Впрочем, от дыма глаза защищены плотными выпуклыми очками, делавшими его похожим на муху, а маска обеспечивала чистый кислород.

В принципе, при пожаре в кабине оператор имел полное право самостоятельно, без команды покидать самолет, но пока ничего опасного не было, и Сан Санычу такой выход казался совсем неприемлемым. Тем более, уже возвращались домой, до аэродрома оставалось лететь — около двух часов.

В наушниках шлемофона стоял сплошной гомон. Каждый член экипажа считал свой совет самым важным, все говорили разом, и Сан Саныч ничего не понимал.

— А ну прекратить! Всем молчать! — крикнул командир корабля капитан Семенов.

Обычно добродушный, отзывчивый на шутку, командир в ответственные минуты становился строгим. На его открытом широкоскулом лице между светлыми бровями пролегла складка сосредоточенности.

— Передатчик выключил? — спросил Семенов.

— Так точно! — подтвердил Брайко, но для гарантии еще раз проверил пульт.

— Чистый кислород, очки, кабину разгерметизировал, вентиляция? — уточнил Семенов.

— Да, командир.

— Так. Молодец, Сан Саныч. Что дальше?

— Думаю, командир, смотреть. Там видно будет. — Судя по всему, он не потерял присутствие духа. Может, по молодости не соображает, где надо бояться, двадцать два года лейтенанту. Но нет, молодым тоже жить хочется.

— Ну, смотри, — согласился капитан. — У тебя есть огнетушитель. Не забыл?

— Под рукой. Использую его, когда пламя появится.

Все правильно, знает свое дело Сан Саныч. Другой бы на его месте заметался, стал бы вводные давать, экипаж запугивать, а Брайко ничего, держится. Знал Семенов, кого в экипаж к себе брать. Не зря из-за Брайко у него с начальством чуть не дошло до инцидента.

…Командир части устроил прибывшим лейтенантам любопытный экзамен.

— Спортсмены есть? — поинтересовался он при их представлении. — Прошу подойти ко мне.

Спортсменом быть всегда почетно, к тому же возможны льготы в службе. И часть лейтенантов шагнула к командиру.

— Артисты, художники, другие таланты есть? Тоже прошу подойти. — И еще двое присоединились к группе избранных.

— Значит, так, вы свободны, — подытожил опытный методист, оставляя окруживших его лейтенантов. — А вас, — перешел он в группу неодаренного меньшинства, — я беру к себе. Мне нужны люди, чтобы летать с ними, а не в футбол играть или самодеятельностью заниматься. — И, довольный, расхохотался.

Брайко оказался в числе бесталанных, хотя как раз был из футболистов, еще до армии играл в классной команде и получил кандидата в мастера. Может, поэтому и не принял так сразу сторону привилегированных. Знал он этот хлеб. Но кто-то из парней проболтался о его хобби.

— А тебе, мастер мяча, что делать среди нас? — сказал командир. — Давай к своим.

На смуглом худощавом лице лейтенанта, оказавшегося в центре внимания, нельзя было заметить обычного в таких случаях смущения. Он держался непринужденно: высокий, темноволосый, со спортивной фигурой.

— Да нет, командир, я хочу полетать, — улыбнулся Брайко.