На девушке было платье Евы… но говорила она голосом Лайлы. На ее мизинце Лайла заметила серебряное кольцо с острыми когтями. То же кольцо, которое прокололо ее кожу и выпустило кровь. Лайла шагнула вперед. На лице Евы отразился испуг, и она отползла подальше. Северин поднял голову, глядя то на фальшивую Лайлу, лежащую на кровати, то на настоящую. Его глаза широко распахнулись от удивления. Он прикоснулся к губам, и недоверие медленно сменилось выражением чистого ужаса.
Ева спрыгнула на пол, сжимая кольцо и кружась вокруг Лайлы.
–
– Ты должна чувствовать себя польщенной, – быстро сказала Ева.
– А ты должна чувствовать мой каблук у себя под ребрами, – ответила Лайла.
Ева отшатнулась. Она попыталась забрать свои туфли, но Лайла схватила канделябр с ближайшего комода. Глаза Евы широко распахнулись.
– Ты не станешь этого делать.
– Если ты носишь мое лицо, это еще не значит, что ты меня знаешь.
Ева посмотрела на свои туфли и ожерелье, потом снова на Лайлу.
–
Ева быстро обошла ее, прижавшись к стене, и выбежала из комнаты. Лайла захлопнула за ней дверь. В ней вибрировала ярость. Ярость и – хотя это казалось неправильным – желание. Это ее он должен был сжимать в своих руках.
– Как ты мог подумать, что это я? – воскликнула она.
Или еще хуже… неужели он все это время знал о подмене? Северин посмотрел на нее, и его растерянное выражение прогнало все сомнения. Его рубашка была расстегнута, выправлена из брюк, и верхние пуговицы обнажали бронзовую шею. У него был пораженный, но восхитительно дерзкий вид, как у серафима, изгнанного с небес.
– Я видел то, что хотел увидеть, – хрипло сказал он хрипло. – Только отчаявшийся человек доверяет миражу в пустыне, а я в отчаянии, Лайла. Все, ради чего я приехал сюда… обернулось ничем. У меня больше не осталось оправданий.
– Оправданий? – повторила Лайла. – Оправданий для чего?
Она придвинулась ближе, заметив размазанную полоску крови на его шее и губах. Она смутно припомнила два темных бокала и слова официанта:
– Оправданий, чтобы держаться подальше от тебя, – слова сами собой срывались с его губ. – Ты – яд, которого я жажду. Ты пугаешь меня до безумия, и я совершенно уверен, что ты станешь моей смертью, Лайла, и все же я не могу заставить себя не думать о тебе.
Эти слова заставили ее содрогнуться, и Лайла почувствовала, как в ее жилах закипает сила. Это был тот самый гул энергии, который она чувствовала в танцевальном театре Дома Ко́ры, когда Северин наблюдал за ней… он сидел в позе скучающего императора, но в его взгляде светился голод. Теперь она смотрела на Северина, откинувшегося на подушки, с выражением отчаяния на лице. Чем дольше она не отводила взгляд, тем больше ее охватывал опасный, расплавленный жар.
Лайла повернула кольцо вместе с ее угасающими днями, чтобы спрятать его от самой себя. Она едва понимала, что делает, но не могла остановиться. Она забралась на кровать, и ее пульс участился в ту же секунду, как его глаза расширились от желания.
– Откуда ты знаешь, что я не мираж… откуда ты знаешь, что на этот раз я реальна, Северин? – спросила Лайла. – Ты сам говорил, что я ненастоящая.
С этими словами она уселась на него сверху. Потемневший от крови рот Северина исказился в волчьей усмешке.
– Возможно, – сказал он, понизив голос, и провел рукой по ее бедру. – Все богини – это просто верования, построенные на каркасе из идей. Я не могу прикоснуться к тому, чего не существует, – Северин поднял на нее свои темные глаза – Но я могу его боготворить.
Ее руки опустились ему на плечи, а затем поднялись на его шею.
– Можно? – спросил он. Его глаза горели. – Ты мне позволишь?
Лайла запустила пальцы в его волосы, оттягивая его голову назад, чтобы он не мог отвести от нее взгляд. Он слегка поморщился, и его губы изогнулись в улыбке, когда она наконец позволила себе ответить:
– Да.
Его руки тут же обхватили ее талию, и он быстро стащил ее со своих коленей, так что она упала на кровать. За окном мелькнули бесконечные сумерки, но и они исчезли, когда Северин навис над ней, становясь ее ночью.
ЛАЙЛА ПРОСНУЛАСЬ
с непривычной болью в груди. Она поднесла пальцы к своей шее, проверяя пульс:Ее сердцебиение казалось нормальным. Так что же это за боль? Рядом с ней шевельнулся Северин. Рука, лежащая на ее талии, согнулась, и он притянул ее к себе. Не просыпаясь, он прижался поцелуем к ее шраму, и Лайла наконец узнала это болезненное, трепетное чувство.
Это была надежда.
Она была похожа на мерцание впервые раскрывшихся крыльев, тонких и скользких, опасных в своей новой силе. Надежда причиняла боль. Она уже забыла, насколько это больно. Лайла уставилась на свою руку, лежащую на руке Северина, медленно переплетая их пальцы, и боль резко усилилась, когда он крепко сжал ее ладонь.