На плацу роты не оказалось — она уже выступила в направлении Нового Сонча. Только в лесу, в нескольких десятках метров от ворот лагеря, я догнал колонну и занял свое обычное место во второй шеренге. Мои товарищи тоже на чем свет стоит ругали старшину за то, что он обманул нас и, кроме того, весь вчерашний день не давал нам передохнуть во время занятий. Видимо, этого ему показалось мало, и вечером, перед возвращением в лагерь, Мончка устроил проверку приемов рукопашного боя, так что нам пришлось солидно помахать тяжелыми французскими винтовками «лебель».
Все мы недолюбливали старшину и между собой за примитивизм и бездушие прозвали его «амебой».
После часа энергичного марша наша 3-я рота с двумя другими заняла оборонительные позиции вдоль речки Попрад, а несколько других рот должны были «атаковать» нас. Отделение, в котором я служил, было назначено в полевой караул. Мы расположились в указанном месте, выставили дозоры и начали внимательно следить за местностью. И тут я с ужасом заметил, что потерял свою пилотку. Доложил об этом командиру отделения и попросил не посылать меня с донесениями к командирам.
— Это мило! — командир отделения громко захохотал. — Спал без задних ног, потерял пилотку, а теперь хочет отсидеться в укромном месте. Нет, дорогой, именно ты пойдешь с донесением к командиру роты.
— Но я же не могу, господин капрал, пусть пойдет кто-нибудь другой.
— Бери донесение и кругом — марш!
Командный пункт роты разместился в рощице у железнодорожного моста. Открытое пространство я преодолел короткими перебежками, а между деревьями пополз, как того требовал устав. Изрядно попотев, добрался до командного пункта роты.
Когда мы возвращались с ночных учений, уже светало. Рота маршировала с песней. Через каждые несколько сот метров раздавалась команда «Воздух!». Мы разбегались по лугу, ложились на спину и целились в верхушки деревьев и кустов. Потом снова маршировали, распевая озорную солдатскую песню «Чего личико прячешь, милашка».
До самого утра ни командир роты, ни старшина не заметили отсутствия пилотки. Учения окончательно вымотали силы. Всю предыдущую ночь я не сомкнул глаз: все ждал, когда объявят ночную тревогу, о которой говорил старшина. Прикидывал, сколько шагов от нар до ружейной пирамиды, не сводил глаз с аккуратно сложенной у постели одежды. В то время я был совсем зеленым новобранцем. Меня призвали на двухнедельные лагерные сборы в Старом Сонче, чтобы завершить курс двухлетней военной подготовки, который мы проходили в профессиональных училищах. Я хотел успешно пройти курс: это освобождало меня от призыва на действительную службу в армии.
До сих пор у меня не было ни одного взыскания, а теперь, помимо того что проспал подъем, потерял пилотку. Мысль об этом не давала мне покоя.
Рота уже миновала ворота лагеря, когда шедший сбоку поручник Бонк неожиданно приблизился к колонне и уставился на меня.
— Где ваша пилотка? — строго спросил офицер.
— Потерял, пан поручник!
— А голову почему не потеряли? Явитесь для получения взыскания.
— Слушаюсь, пан поручник!
Через пятнадцать минут я стоял перед поручником навытяжку с полной выкладкой, с ранцем и противогазом, ожидая сакраментальных слов «отдаю вас под арест на столько-то суток».
Однако вместо ареста поручник Бонк, человек снисходительный, наказал меня получасом стояния под ружьем. За выполнением взыскания должен был проследить старшина роты Мончка, а пилотку, как мне разъяснили бывалые солдаты, следовало или купить, или попросту «свистнуть» в другой роте. Я, разумеется, предпочел первое.
После обеда я пошел к старшине. Мончка сидел на стуле спиной ко мне, а я стоял под жгучими лучами августовского солнца. Пот лил с меня ручьями.
Пользуясь тем, что старшина продолжал сидеть ко мне спиной, я немного расслабил ноги. Но это оказалось преступной недооценкой хитрости Мончки. Старшина, оказывается, следил за мной с помощью зеркальца, и, как только я ослабил ноги, что было нарушением устава старой армии, он влепил мне еще полчаса стояния под ружьем.
15 августа мы вернулись из лагеря в Краков, а 1 сентября разразилась война. Как и многие другие молодые люди, я пытался вступить в армию. Уходя от захватчиков на восток, я даже раздобыл в Бжежанах винтовку, правда, без патронов. Несколько недель скитаний по дорогам кончились возвращением домой.
В ноябре 1939 года вместе с несколькими товарищами мы создали подпольную организацию, первую в городском районе Кракова Звежинец. После неудачных попыток раздобыть оружие и выпустить подпольную газету мы в конце концов решили пробраться в Венгрию и вступить там в польскую армию. Неподалеку от границы нас задержала полиция и передала в немецкую комендатуру в Балигруде.
Начались допросы, избиения.
Ночью того же дня, 4 января 1940 года, выломав решетку, мы бежали. Позднее меня арестовывали еще два раза. В 1942 году я девять месяцев пробыл в лагере принудительных работ в Германии. Но и оттуда мне удалось вырваться.