Сабзиро оторвал взгляд от прозрачной вышины, посмотрел Алвину в лицо, и тот вздрогнул, увидев его глаза. Их синева была сейчас странно чужой, и в ней отражался бескрайний простор холодного осеннего неба. А в глубине этой синевы, где-то у самого дна, билась отчаянная тоска. Маг стоял, словно оглушенный этим отчаянием, не зная, что еще сказать. Но уже в следующее мгновение тоска куда-то спряталась, взгляд, обращенный к нему, стал мягким. Дракон коснулся его щеки горячими пальцами и, словно проснувшись, растерянно произнес:
- Алвин… Ты что-то сказал?
Эльфу сразу стало легче. Он постарался улыбнуться как можно беззаботней и повторил:
- Я говорю, мы уже почти пришли.
Сабзиро, положив руку Магу на плечи, притянул его к себе и тоже легко, ему в тон, ответил:
- Тогда пойдем.
Они направлялись к океану. Алвин давно уже пытался вытащить Сабзиро на прогулку, но тот все время увиливал, не понимая, что интересного может быть в хождении по унылой степи, покрытой порыжевшей за лето травой. Лучше уж остаться в замке, там, по крайней мере, в любой момент можно прижать Мага в каком-нибудь уголке и, не оглядываясь ни на что, утонуть в страсти, бушующей в серых глазах, насладиться гибким, восхитительно покорным телом, сойти с ума от того, как обычно сдержанный, холодноватый эльф вспыхивает в его объятьях. Но сегодня у Алвина получилось. Дракон, наконец, согласился, и теперь они были почти у цели.
***
Дракон и Маг после Ночи Свободной Любви так неожиданно и просто соединившей их бросились в радости секса с головой, словно только и ждали, когда что-нибудь подтолкнет их друг к другу. Сабзиро, приезжая в замок, больше не спрашивал Глима, где эльф, не требовал его позвать. Просто шел и безошибочно находил, как будто ощущал его на расстоянии. Алвин тоже чувствовал его приближение и с волнением ждал, когда он появится в дверях. Их бросало друг к другу, и они отдавались своему желанию, забыв весь мир. Их «обязательный» поцелуй давно уже потерялся среди прочих, о нем просто ни один из них не вспоминал. Магия теперь свободно струилась между ними, перетекая от одного к другому, соединяя их тысячью невидимых нитей, добавляя наслаждению фантастических ярких красок. Дракону в такие минуты казалось, что он снова, как когда-то, взмывает в огромное распахнутое небо, увлекая за собой Алвина, а затем стремительно бросается вниз, летя навстречу земле в изумрудных, сиренево-синих и серебристых сполохах северного сияния. Маг, ощущая в себе жар Сабзиро, чувствовал, как в нем все сильнее разгорается ответное пламя, и как становится нестерпимо горячо, пока не сгорал дотла в ослепительном синем огне. Дракон был неутомимым и ненасытным, и Маг, не обладавший такой выносливостью, к концу выходных просто валился с ног. Глим укоризненно качал головой, наблюдая, как Сабзиро во дворе замка перед отъездом долго целует и тискает еще больше похудевшего, бледного, но до неприличия счастливого Алвина. Слуга опасался, что хозяин, если не поумерит свой пыл, в конце концов, уморит бедного эльфа.
Магия рабского контракта по-прежнему влияла на них, но желание одного повелевать, а другого подчиняться теперь проявлялось, в основном, в их любовных играх, и это очень нравилось обоим. Сабзиро строго наказывал раба за разные провинности, а Алвин старательно давал ему для этого поводы. При этом Дракон был таким властным, а Маг таким покорным, что их инстинкты господина и раба были полностью удовлетворены. Нельзя сказать, что Алвин пристрастился к этим играм сразу и без оглядки. Первое время он боялся и был очень напряжен. Но Дракон, обычно вовсе не склонный к деликатности, когда дело доходило до наказания, становился на удивление ответственным и, пожалуй, даже осторожным. Алвин быстро уверился, что Сабзиро никогда не сделает ничего, что было бы ему по-настоящему неприятно и всегда сумеет вовремя остановиться, и теперь без страха отдавался во власть господина.
Их забавы становились все разнообразнее. Ремень в них больше не участвовал, так как Дракон обзавелся гибким кожаным хлыстом. Этот хлыст позволял наносить жгучие, но в то же время достаточно мягкие удары, которые отдавались в теле эльфа вспышками возбуждения. Алвин от этого стонал и вскрикивал так сексуально, что Сабзиро долго не выдерживал. После нескольких ударов бросал хлыст и прижимался к влажной покрасневшей спине, вдавливая Мага в стену собственным телом. После таких развлечений на старом гобелене оставались характерные мутные потеки, и Глим, который уже не считал эльфа гостем, снова ворчал, что его хозяева совсем уже потеряли совесть. Он, конечно, понимает, что им свербит, дело-то молодое, но зачем же стенки пачкать? Ему ведь потом оттирать.