Серебряный единорог

– Ладно, печатай заголовок, как положено, – проворчал директор. – «Технико-экономическое обоснование археологической экспедиции в Кондуйском монгольском городище тринадцатого века».

Пиханов подпрыгнул на стуле:

– Вы что, совсем офонарели? Какой, к черту, экспедиции? Кто даст заём под монгольские черепки?

– А кто даст ссуду под производство золотых болтов? Без лицензии и залога недвижимости, – прошипел Анатолийский и повернулся к Аюрову. – Сможешь сделать надпись на донышке флакона? Типа на старомонгольском?

Аюров бережно рассмотрел вещицу Благовещенского, выудил из бокового кармана помятого пиджака перочинный нож и спросил:

– Что написать?

– Напиши: «Горячо любимой жене на день восьмое марта. Твой любящий супруг Исунке, племянник Чингисхана. Одна тысяча двести двадцать третий год».

Цырендаши поднял ногтем шило и принялся аккуратно царапать острием на мягкой яшме флакона.

Пока эксперт по восточному искусству старательно выводил причудливую вязь, директор в позе Сократа обдумывал детали перспективного ТЭО, а Олег опустошил штук пять серебряных стаканчиков.

– Однахо, готово, – ткнул мыслителя Аюров.

Меркурий взял вещицу, рассмотрел на ее основании мельчайшую надпись диковинными буквами, похожими на крошечных дракончиков, и вручил флакон Пиханову:

– Смотри, амиго, под этот шедевр нам должны дать не малые тугрики.

Пиханов покрутил ювелирное изделие, пощупал надпись и скептически спросил:

– И этот подарок на восьмое марта можно засчитать залогом под сто тысяч?

– Зачитай безграмотному, Цырендаши, – распорядился Анатолийский.

Аюров прищурил и так свои узкие глаза и нараспев прочел:

Лицо у тебя – луна,

Очи – солнечные лучи.

Жене моей

Шлет любовь

Из города Семисгяб

В год Зайца

Твой любимый Исунке, племянник Чингисхана.

– Прекрасный перевод! – воскликнул Меркурий.

У Пиханова глаза стали круглые, как у кота, напуганного собакой.

– Давайте выпьем за изящную восточную поэзию! Цырендаши, наливай. Олег, буди ювелира.

Благовещенский промычал нечленораздельное и поджал ноги, как младенец.

– Пусть поспит, – попросил Аюров. – Человек устал с дороги.

Анатолийский напоминал хищного зверя, крадущегося за добычей. Он бесшумно расхаживал по комнате и диктовал Олегу:

– Преамбула. С новой строки: «Из покоренных монголами стран: Китая, Средней Азии, Ирана и Закавказья в Коренную орду шли караваны, нагруженные награбленным золотом, шелковыми тканями, серебряной посудой, фарфоровыми вазами и ювелирными украшениями» …

– Я бы изменил Среднюю Азию на Туркестан, а Иран на Багдадский халифат, – скромно вмешался Аюров.

– Правильно, амиго. Сотри, Олег, Среднюю Азию и Иран. Продолжаю: «Огромное количество верблюдов, ослов и ишаков месили пыль безжизненной пустыни Гоби» …

Аюров опять поправил директора:

– Однахо, сначала идет пустыня Такла-Макан, расположенная на западе Китая в Синьцзян-Уйгурском автономном районе.

– Не буду спорить. Печатай, Олег: «… ослы месили пыль мертвой пустыни Такла-Макан под знойным солнцем. Несметные сокровища стекались к ногам Борте, любимой жене Чингисхана и хранительницей его очага. Чингисхан, вернувшись из похода, щедро одарил драгоценностями, фарфоровыми вазами и шелковыми тканями своих братьев, сыновей, зятей и прочих родственников»

– Однахо, фарфор и шелк везли из Китая.

– Оч-чень важный нюанс, – поднял палец Меркурий и замер. Потом гаркнул на Цырендаши: – Что ты меня путаешь. Китай я первым назвал.

Бурят поджал губы и отвернулся.

– Так что печатать? – спросил Олег.

– Вернись к верблюдам и поставь: «месили пыль через две пустыни».

– Как я добавлю? Тут напечатано.

– Ну сотри что-нибудь, а потом впечатай.

Пиханов, высунув язык, зацарапал перочинным ножом строку и вбил поправку. Директор порывисто погнал предыдущую фразу.

– Да не успеваю я, – крикнул Пиханов. – Диктуйте медленней.

Анатолийский с расстановкой повторил текст и продолжил:

– «У каждого родича Чингисхана был свой улус…»

– Не у каждого, – поправил разобидевшийся эксперт по истории Востока.

– Это не важно. Впрочем, пусть будет «У некоторых из них». Продолжаю: «Восточным улусом со столицей Кондуй правил любимый племянник Чингисхана Исунке. Ему правитель Монгольской империи подарил триста пятьдесят воинов и арбу, груженную сокровищами».

– Триста тридцать пять воинов, – скорректировал Цырендаши, забыв обиду. – И арбы будет маловато для правителя улуса.

– Не будем жадничать, дадим Исунке десять арб.

– Я напечатаю семнадцать, – сказал Пиханов. – Так будет солиднее.

– Печатай – «семнадцать», сегодня я щедрый. Далее: «Бесценной находкой на Кондуйском городище, стал гранитный фрагмент скульптурной композиции в виде дракона, хранящийся сейчас в Эрмитаже. Лично нами был найден утонченный флакон для благовоний из Хорезма, подаренный племянником Чингисхана своей красавице-жене». И закончим вступительную часть многообещающе: «Каменный дракон и дорогой флакон для благовоний, случайно найденные в Кондуйском городище, убедительно доказывают перспективность и эффективность археологических раскопок в данной местности». Цырендаши, наливай!