Серебряный Ястреб

– И кур. С ними я тоже разговариваю, – буркнула Нола и потянула Ларри за собой. Шагов десять они шли молча, чувствуя спинами взгляд старика, а потом Нола шепотом прибавила: – Интересно, когда вы опять всех захватите, он возьмет слово назад и заставит дочку выйти за богатого? Вот бедняга!

– Да уж. Ему придется нарушить слово, когда все сородичи в курсе его обещания. Наверное, даже таким, как вы, это несет бесчестие.

– Плевать на его слово, я про нее. Жить с богатым и нелюбимым – это противно.

Ларри не ответил – ему было неприятно, что здесь говорят про любовь так, будто это не тяжелая болезнь, а нормальное состояние.

– Магия вернулась в эти земли, материал для нее теперь есть. Вы что, сами забыли, как ею пользоваться? – презрительно спросил он вместо этого. – Да прошло меньше десяти лет, как можно забыть! А если и можно – вы что, нигде не записывали?

– Мы не умеем записывать, – нехотя ответила Нола. – Магия наполняет все вокруг, но, чтобы ее использовать, надо хотеть этого по-настоящему, изо всех сил, а это не так-то просто, когда привычку потерял. Если б я захотела, у меня бы, конечно, получилось, но какой смысл? Вы всех со дня на день обратно захватите, волшебство иссякнет, так нечего и стараться.

– Разумно, – поддакнул Ларри.

Деревня как-то незаметно перешла в лес – высокий, глухой и мрачный. Землю тут покрывали опавшие иголки, мох, трава, перегной и колючки, среди кустов иногда раздавалось шуршание живых существ. Утренняя сочность красок уже исчезла, небо затянули тучи, и оно стало оловянно-серым, неспокойного летнего цвета, когда того и гляди ударит гроза.

Нола шла очень быстро, даже не оглядываясь, чтобы проверить, не нападет ли он со спины, и Ларри так и не понял, храбрость это или беспечность.

– А что вы делали этой вашей магией, когда она у вас была? – спросил он просто из любопытства.

– Да ничего особенного. Лечили людей и скот, продляли срок хранения еды, перетаскивали тяжести, убирались в домах. Без нее труднее, но ничего, приноровились. А настоящих волшебников, которые всякие чудеса умели, тут не бывало – это ж учиться надо, а нашу деревню ты видел. – Она помолчала и вдруг покосилась через плечо. – А вы что своей магией делаете? Когда чужие земли не захватываете.

– Что угодно. Передаем сведения на большие расстояния, строим здания, плавим металлы.

– Звучит скучновато. – Нола притворно зевнула.

Слышать это было обидно. Ларри попытался еще раз призвать Тень, чтобы продемонстрировать ее мощь, но она будто отодвинулась еще дальше, не дотянешься. Чтобы не думать об этом, он стал разглядывать Нолу, выискивая, что обидного ей можно сказать в ответ.

Без солнечного света ее волосы казались не рыжими, а тускло-коричневыми, – но кто знает, вдруг такое изменение цвета тут считается красивым? Он взял свою прядь и попытался разглядеть на свет, но она была просто черной, без оттенков.

– У вас странная одежда, – наконец сказал Ларри. – Я видел других женщин на вашей площади, они одеты не так. Это потому, что вы на животных охотитесь?

– Пф-ф, я бы и в юбке отлично справилась. Просто не хочу быть, как все эти красивенькие девочки, которые мечтают о любви. Фу!

Ларри оживился.

– Я думал, у вас любовь считается чем-то желательным. Рад, что ошибался.

– Уже три дня только и разговоров: полюбишь кого-нибудь, и магия точно заработает, – яростно выпалила она. – Все как с ума посходили. Мама говорила, когда-то люди женились, и все, хозяйство заводили, детей, магию копили потихоньку. Мода влюбляться только при ее бабке откуда-то с юга пришла. Будь моя воля, я бы всем это запретила! Вот я любила свою семью, и что? Они все исчезли. Любовь отвратительная штука, она от тебя камня на камне не оставляет.

– Я не ожидал услышать в этой глуши такие мудрые речи, – одобрил Ларри. – Как можно верить, будто любовь – это приятно? Если ее что-нибудь не отнимет, она сама иссякнет и все равно разобьет тебе сердце, так или иначе.

– Они просто не думают долго о тех, кого потеряли. Это не в наших традициях. А я думаю! Я не забыла.

– Потеря не имеет срока давности. Ее болью можно питаться бесконечно, создавать теневую магию годами!

– Тень – это отвратительно, – сказала Нола без прежней уверенности.

– Вовсе нет. Печаль и одиночество – это то, что каждому понятно. Их не нужно стыдиться.

Нола глянула на него и долго не отводила глаз. Так и шла, повернув голову назад, и Ларри вдруг подумал, что голые лица не зря считаются непристойными: когда видишь рот и подбородок, становится лучше понятно, о чем думает собеседник, будто в голову ему смотришь. Вот сейчас Нола думала о том, что Ястребы оказались совсем не такими, как она себе представляла. А может, ему было так легко это понять оттого, что он и сам думал о том же: золотые народы не так ужасны, когда не суют тебе в нос свою радость и пустые улыбки.