Старик замер, перестав двигать пальцами. Он, кажется, поверить не мог, что Ястреб способен произнести такое ужасающее слово и не сгореть на месте.
– Обожаю выслеживать преступников, – продолжал Ларри, расслабленно уронив руки вдоль тела. – Драться тоже очень приятно. Работать в большом здании – мечта. – С каждым словом говорить было все легче, он даже наскреб в себе сил нервно хохотнуть. – Облава на рассвете? Потрясающе. Заполнять документы за собственным столом? Наслаждение!
Новый словарь ястребиного языка рекомендовал забыть эти слова и грозил, что их употребление засекут в центре, но что-то Ларри ни разу не видел тому доказательств, так что можно и рискнуть. Зато какой эффект: старик выглядел потрясенным до глубины души и, кажется, вообще забыл, что собирался лезть за оружием. Монструм, которого нужно держать в подчинении твердым усилием воли, взволнованно заколыхался в воздухе, отражая настроение хозяина.
– И даже если меня уволят, – а это возможно, – и заставят мести улицы, я, кажется, смогу полюбить и это, – задумчиво протянул Ларри. – Удовольствие – штука крайне привязчивая, как я тут выяснил. Один раз попробовал – везде его находишь.
– Ты болен.
– Кажется, да, – согласился Ларри с веселой злостью. – Но знаете что? Болеть оказалось довольно приятно.
И с этими словами он гладким, несуетливым движением вытащил из хранилища левой рукой копье, правой – самый здоровенный меч, какой нашел, и швырнул меч в старика, а копье – в монструма.
Старик потерял секунду на растерянность, а потом было уже поздно: он успел вытащить шар боли, но не успел размахнуться, – меч пробил ему грудь, и старик рухнул. Монструму он даже приказ отдать не успел: тот колыхался на месте, пока копье не пробило его насквозь, развоплотив на месте.
Ларри ухмыльнулся. Старик лежал на спине, остальные четверо валялись вокруг, притворяясь, что без сознания, – опасались связываться с чокнутым противником. Трибуны взревели. Ларри торжественно поклонился.
– Жалко, что ты уже золотой, – пробормотал он, подбирая лапоть, который сам тут же скользнул ему под рубашку. – Стал бы отличным трофеем, вся Тень на этой арене была бы твоей.
Лапоть погладил лапоть через рубашку и подошел к неподвижно лежащему старику. Глаза того были широко открыты и встретили взгляд Ларри, но больше ни один мускул не дернулся. Меч уже растворился, так что казалось, будто старик просто прилег отдохнуть посреди арены.
– Разморозитесь через пару часов, – сказал Ларри, краем глаза следя за остальными Ястребами: вдруг кому-то придет в голову напасть со спины? – Желаю вам за это время не иссякнуть, это была бы настоящая потеря. Ваши игроки отлично освоили боевую злость, значит, вы эффективно выполняете свою работу. Я бы даже сказал, хорошо.
И с этими словами он отошел назад, чтобы все Ястребы были у него перед глазами. Те мудро лежали, где упали: монструмов у них больше не было, и лучше было не дергаться. Зрители топали ногами и вскидывали вверх кулаки. – Вы отличные воины, – сказал Ларри на их языке. – Продолжайте в том же духе, вы делаете важную работу.
Трибуны взревели, и Ларри вскинул кулак в ответ. Эх, будь он на их месте, стал бы лучшим игроком в первом же игровом сезоне. Даже слегка позавидовал – только спи и дерись, неплохая жизнь.
– Ты идешь со мной, игрок. – Ларри торжественно указал пальцем на славного братца Нолы. – Так велит тебе Империя.
– Но… Но нашу команду обойдут по очкам, если меня не будет, – пролепетал тот, глядя на него со смесью восхищения и ужаса. – Нас и так поджимают «Бешеные быки».
– Если пойдешь со мной, мы засчитаем это за… Мм… Двадцать очков, – нашелся Ларри и со значением посмотрел на Ястребов. – Правда?
Те слабо закивали.
– Ага, договорились, – прошептал здоровяк и пошел вниз по трибуне, не обращая на Нолу внимания.
Ларри позволил себе самодовольно улыбнуться. Здоровяк подошел к нему и благоговейно замер, Нола хмуро притащилась следом: похоже, ей не нравилось, что ради нее братец никуда не пошел, а ради Ларри – пожалуйста.
– Нам пора, – сказал Ларри. – А вы ляжете спать и с утра будете сражаться снова, с честью и блеском. Империя ценит вас.
Ларри даже не думал, что унылые лица на трибунах могут выглядеть такими воодушевленными. К выходу с арены он пошел спиной вперед – не хотелось получить удар в спину от Ястребов. Здоровяк пошел так же, будто собирался теперь копировать его во всем. Нола мрачно шагала, как положено, глядя на Ларри так пристально, что тому захотелось спрятать лицо. Вслед им неслись приветственные хлопки и топот, а он думал о глупостях: о том, что его теневой фонарь, видимо, будет теперь висеть тут, пока не погаснет сам по себе, о том, что освещение удивительно меняет цвета, так что волосы Нолы сейчас кажутся черными, о том, что Тень и свет вообще связаны куда сложнее, чем их учили в школе.
А потом он бросил прощальный взгляд на арену и заметил кое-что такое, отчего настроение рухнуло с заоблачных высот в бездну. Один из Ястребов, проводив его глазами, поднес ко рту запястье и тихо заговорил.