Серебряный капкан для черного ангела

– Мороженое… и тортик к чаю, хоть маленький. Я вот сегодня в последний раз побалуюсь, а потом точно сяду на диету.

– Ну, началось…

Берта с досадой махнула рукой и направилась к лестнице на второй этаж.

Аглая понимала, что своими потугами начать вести здоровый образ жизни надоела дочери до чертиков, пора бы уже молча корить себя, что вновь, с очередного понедельника не состоялось, вновь на глаза попалась конфета, кусок сладкой булки или вафелька. Маленькая такая, но сладкая. И конфетка – наслаждение, и булочка, да еще с шоколадной пастой. И чашка сладкого чая… А потом, когда уже все съедено и выпито – оп! Угрызения совести…

– Мама, я уезжаю, где список? – вернул ее к действительности голос дочери. Аглая стояла, зажав в одной руке карандаш и тупо глядя на отрывной блокнот для записей, закрепленный на магнитной подложке на дверце холодильника. Она разжала пальцы, карандаш повис на куске веревки вдоль «склерозника», как называла блокнот Берта.

– Ой, да купи что хочешь! – с досадой проговорила Аглая, злясь на себя.

– Ну, ладно, – пожала плечами дочь, но Аглая в ее голосе уловила насмешку.

* * *

На самом деле Берта не так стремилась к Ритке, как хотела просто уехать из дома. Мать раздражала часто, долго с ней общаться для Берты было каторгой, потому что причин для такого раздражения она не знала, и злилась, упрекая себя в том, что плохая дочь. Они были с матушкой такие разные, что подозрение в том, что кровного родства между ними все же нет, появилось у нее сразу же после того, как Ксюха проговорилась, что Берту родила, по слухам, не Аглая. Ксюха тогда после этих слов смылась, заторопившись «по делам» (какие, к черту, у нее дела?). А Берта прямо-таки ухватилась за этот факт (или не факт) – вот потому-то они с Аглаей такие непохожие, что неродные. Возбуждение от полученной информации прошло, но сомнения нет-нет да и возникали, чаще после ссор с матерью. Особенно когда предметом спора были отношения с Олегом. Берта злилась на нее, потому что чувствовала, что та права. На все сто процентов, безоговорочно. А она, Берта, просто спорит, как незрелый подросток – «шапку не надену, назло маме отморожу уши».

Но предвидеть, что закончится ее семейная жизнь трупом мужа, не смогла даже матушка. Шок у Берты прошел, неожиданно трезвый взгляд на последние ссоры с Олегом прояснил многое. Она давно стала замечать, что у него не просто интрижка с очередной шлюшкой, а что-то более для него значимое, не любовь, так начало отношений… И это уже должно было бы насторожить. Но Берта гнала от себя мыль о серьезности измены, но не потому, что ревновала, а потому, что было стыдно. Она, адвокат по бракоразводным процессам, очень не хотела оказаться на месте своих клиентов.

Судьба все решила – она теперь вдова, только предстоят еще разборки со свекровью и золовкой. В том, что эти две обвинят в смерти сыночки ее, сомнений не было. А потом пойдут упреки, что обобрала она их (???), и машина ее, и квартира, и дом с участком в поселке, где сотка земли стоит ого сколько! А им, несчастным, дышать до смерти городской пылью. И ни огурчика не посадить, ни картошечки… Берта эти стенания выслушивала при каждом визите свекрови, молча разливала чай по чашкам, ставила перед ними купленные ею заранее пирожные (под протяжный вздох «только у сыночки и поедим вкусненько»). И уходила в спальню со словами «ну, не буду мешать вам общаться». Прозрение, что не Олежека они приходили проведать, а сбросить накопившийся негатив на нее, пришло очень скоро: муж проговорился, что без нее мать с сестрой молча жуют сладости. Пару раз свекровь пыталась влезть после чаепития к ней в спальню, но – о, прозорливость: Берта подпирала дверную ручку стулом, попытки ворваться на ее территорию не удавались, Жанна Валерьевна, громко возмущаясь, уходила. То есть, подхватив дочь, убиралась вообще из квартиры. К облегчению мужа, который терпеть не мог эти посиделки с родственниками. «Хотя бы в этом мы с ним были солидарны», – подумала Берта.

Припарковавшись у администрации, она набрала номер Риты.

– Привет, выйдешь? Поговорить нужно.

Берта села на одну из лавочек в прилегающем к зданию крохотном скверике и в который раз залюбовалась клумбой с розами. Нет, у них с матерью так и не получилось превратить участок в место отдыха, уютной была лишь беседка у сосны. Розы росли, но скудно, жалкими кустиками среди сорной травы. Матушка обложила каждый куст булыжниками, создав видимость того, что дизайн какой-никакой имеется, не совсем уж дико они живут, цветочки она выращивает, ухаживает… Да, еще дорожки плиткой выложила. Ну, кривовато, конечно, что ж – как смогла. Сверху, из окна мансардной комнаты Берты, эти хаотично разбросанные по поляне «клумбы» выглядели неплохо. Особенно если снять очки и включить воображение, получался такой бархатный зеленый ковер с букетами роз. Но смотреть на этот «коврик» было скучно. Ребенком Берта подолгу сидела на низком подоконнике противоположного окна и смотрела на лес. Он был живой, этот лес, манящий и страшный. Особенно в сумерках и при сильном ветре…