Серебряный капкан для черного ангела

Федор никогда не мог понять женатых мужиков, прыгающих из койки в койку. Ну, женился, так не тащи грязь в дом. Все байки-жалобы на стерву-жену, которой нужны только деньги, вызывали зубовный скрежет и гадливое отношение к жалобщику. Не устраивает жена – честно разведись, плати алименты на детей, а сам – кувыркайся с кем хочешь. Его, Федора, родители жили дружно, без выяснения главенства в доме, распределения обязанностей и споров по поводу воспитания детей, то есть его, Федора. Готовила мама, чаще что-то простое и сытное. Но когда к плите вставал отец, ужин становился праздничным – он выискивал необычный рецепт, красиво сервировал стол, ставил в центр старинную керосиновую лампу и выключал электричество. Они садились втроем, неспешно ужинали и говорили, говорили. Весь их мирок умещался тогда в уютном круге света лампы, дальше комнату обнимала темнота, и только одно окно, хотя и закрытое плотными портьерами, было обозначено слабым прямоугольником света от уличного фонаря. Малышом Федор засыпал под разговоры родителей в своем высоком кресле, школьником старался быстро поесть и улизнуть к игрушкам на диван, недалеко, чтобы слышать их негромкую беседу. Ему включали бра, и он собирал конструктор или возил машинками по журнальному столику возле дивана. Подростком, вдруг поняв, что отец с мамой хотят побыть вдвоем, уходил к себе в комнату. Без обид, с каким-то даже удовлетворением и гордостью – вот такая у них до сих пор любовь. Потом они погибли, а он всю свою жизнь с тоской вспоминает эти ужины у керосиновой лампы.

Женившись на Ларе, Федор был уверен, что они станут любить друг друга так же, как его родители. И готовить, хотя бы изредка, он станет, и лампу купит на блошином рынке почти копию той, которую помнит с детства.

А Лара, как оказалось очень скоро, его не любила. И семья их – лишь плод его фантазий. Они развелись, но на одной территории продержались вместе еще три месяца. Жили в самарской квартире его тетушки Ады, которая приехала к нему в поселок после смерти родителей и оформила над ним опеку. Она же и убедила его поступить на Саратовские высшие курсы МВД, хотя Федор собирался после школы идти работать. Они с тетей Адой тогда из поселка уехали так спешно, что он не успел попрощаться с Голодом и Марковым.

Он никогда не пользовался привилегиями сироты, не позволяла гордость и… тетушка. Для его относительно безбедной жизни во время учебы в Саратове она потихоньку распродала коллекцию старинных нот, собранную мужем – композитором Олоневским. В скупку ушли и все ее украшения, подаренные им же, и даже был продан старинный белый рояль «Леппенберг». Тогда Федор пообещал себе, что в старости тетушка ни в чем нуждаться не будет – ни в заботе, ни в средствах. Тетя Ада не дожила даже до первой его зарплаты…

Он влюбился в Лару, как потом понял, только потому, что та была похожа на сестру отца Аделаиду Мутерперель в молодости. Сходство оказалось внешним, остальное он додумал сам – доброту, преданность семейным традициям, любовь и уважение к нему, мужу.

После развода Федор дома только ночевал, перед сном заглатывая остывший ужин. Спал на диване в бывшем кабинете композитора, Лара с сыном устроилась в гостиной – жить в общей когда-то спальне жена не захотела. Однажды он, вернувшись со службы домой, нашел записку от Лары, что они с сыном уезжают, алиментов на содержание ребенка она не просит, только надеется, что искать встреч с ними Федор не станет.

Он не искал встреч, даже не пытался, хотя иногда и хотелось. И он до сих пор не знает, кем вырос тот двухлетний малыш, который когда-то называл его папой…

Вчера, едва зайдя в дом, Федор первым делом отыскал в кухонном буфете ту лампу, но зажечь не смог, так как не нашел бутыль с керосином. Да и приехал он в поселок, чтобы только к соседям наведаться и переночевать на пробу в родительском доме. Даже доски с окон не снял, поленился. А утром, когда вышел на крыльцо, бросил взгляд на соседский участок – как раз синяя иномарка к воротам подъехала. Теперь он знает, что принадлежит машина Берте Крушилиной. Очень вовремя он ее заметил – алиби на время убийства мужа у девочки на все сто процентов. А вот саму Аглаю в саду не приметил, а она как раз, получается, его подарок – саженец пыталась пристроить…

– Федор Николаевич, у нас еще один труп, – прервал его воспоминания появившийся в дверях капитан Канин.

– Поехали, – вздохнул Федор, тут же догадавшийся, кто бы это мог быть.

* * *

– Группа на адресе?

– Да. Вызвал сразу. Сам привез ствол эксперту. Изъяли с понятыми – девушки из салона. По фото с камер дома Крушилина одна из них почти опознала нашего фигуранта.

– Почти?

– Да. Девушка видела, как он что-то бросил в урну – ее рабочее место прямо у окна. Но она не уверена, что это был мужчина. Когда человек повернулся в профиль, из-под капюшона стала видна длинная кучерявая челка. Но это не все. Она утверждает, что для мужчины ноги слишком стройные. И обут он не в кроссовки или ботинки, а в черные кеды небольшого размера. Шнурки завязаны бантиком, – с сомнением в голосе ответил капитан.