Серебряный любовник

Он стоял против света. Белые одежды сменились на серую джинсу. Я не заметила, как он это сделал, перемена заняла секунды. Но, все же, как он сделал это? Ведь это была одежда, которую он снимал, — я видела, как она лежала на полу.

Тем не менее, похоже, что он был осведомлен о непопулярности на низших улицах города богатых и знаменитых. И все же его личные цвета, его металл оставались прежними. Хватит ли для маскировки одежды смертных?

Утреннее окно позади него. Я больше не могла видеть его лица, только блеск в уголке глаза, белизну зубов.

— О, Лорен, — повторил он. — Я так хочу довести тебя до этого. Пронести ввысь и перебросить к звездам. Это встроено в меня. Так что, я настаиваю. Будет другой раз. Ты и я. Верь в это.

Я лежала, а он вышел в дверь и закрыл ее за собой. Бесшумно он спустился по лестнице дома. Следовало ли мне подползти к окну и наблюдать, как он ступает по улице прочь?

Я перевернулась на живот и заснула как бездушный мертвец.

— 3 —

Те две сороки, что живут в разрушенном землетрясением саду позади дома, носятся сегодня как сумасшедшие. Бронзовый налет подкрасил все еще зеленые деревья готовящегося к осени сада. На улице тепло, но свежо. В этот полдень в небе можно наблюдать призрачный лик Астероида; так иногда луна навещает, тоже в качестве призрака, дневной небосвод. Человек побывал на обоих. И тогда, как нам известно, правительства мира решили, что взорвать Астероид на множество мелких, «безобидных» обломков, так же, как и попытаться сбить его с орбиты в космос одинаково слишком рискованно. Вместо этого они наспех соорудили на нем что-то вроде предварительного предупреждения, как раз в то время, когда собирали минералы и осторожно вели добычу металла (астериона) на маленькой его поверхности. Предупреждение было рассчитано на то, чтобы мы были в курсе, если когда-либо спутник снова решат обстреливать, и он пролетит последние мили, отделяющие его от земли. Но, само собой, нас вряд ли поставят в известность. Лишь так называемые наиболее важные персоны спасутся в своих огромных тайных убежищах, о которых многие годы ходят настоящие легенды. Некоторые, предположительно, ничем не отличаются от подземелий, другие представляют собой вершину роскоши. Вряд ли всем остальным это принесет какую-то пользу. Мы узнаем наверняка, когда чертова штуковина грохнется на нас. Вы думаете, что никто бы не смог жить и вполовину нормальной жизнью с таким дамокловым мечом над головой. Но мы ведь живем, верно? Так было всегда. Люди выживали. Нам приходится, иначе мы бы не продержались и минуты в этом мире. Помню, как Денни говорил, что младенцы плачут не для того, чтобы вдохнуть в легкие воздух, а как бы говоря: «О, Боже! Я опять здесь?!» Дэнни верил в реинкарнацию, перерождение. И я когда-то верила.

Когда я вновь проснулась в тот день в квартире, день уже закончился, начинался закат.

Похоже, все это время я проспала, лежа на руках, и обе они занемели.

Глупо как-то. Весьма странным оказалось попытаться оторвать свое лицо от постели, используя хотя бы одну руку в качестве рычага. Когда мне, наконец, это удалось, я рассмеялась.

Затем депрессия опустилась как облако загрязненной ночи.

В отличие от младенцев, я не плачу. Джейн говорила, и тут я склонна ей верить, что она часто лила слезы. Она заключала, что делала это даже слишком часто. В адском пристанище Деда, если ты ударялся в слезы, тебя пороли. Он выбил из нас плаксивость, по крайней мере, из меня. И, как-то так выходит, что всегда полно вещей, над которыми можно было бы плакать. Так зачем тратить время попусту?

Зато депрессия была как туман.

Я встала и прошла вниз по коридору принять душ. И снова там никого. Либо все они мылись по утрам, либо эти людишки с Вест Ларч ходили грязными.

По возвращению в комнаты, я отсортировала свое имущество и начала паковаться. Оставаться здесь теперь было бессмысленно. Я нашла то, что искала и не верила, что найду. И оно оказалось — или не оказалось — совсем мне незнакомым. Я возненавидела то, что узнала.

И, несмотря на это, вскрыла ли я панель и забрала ли Книгу? О, да.

Я собиралась выкинуть серебряные туфли и платье в мусоропровод. Но жизнь на субсидиях напомнила мне, что лучше их продать. Я натянула джинсы и топ и, с платьем и туфлями в сумке, вышла искать магазин вещей-в-четвертые-руки, которых в нижнем городе предостаточно.

В конце Бульвара Мейн^[27]есть закусочная под названием Гобблс^[28]. Кто-то шагнул из ее освещенного фойе навстречу мне.

— Прошу пардону. Это Вы та молодая дама, известная под именем Лорен?

Он смотрелся официально как коп в штатском. Ему достаточно было спросить мой ID, и, не назови я, он мог бы арестовать меня.

Поэтому:

— Да, — ответила я.

— Я как раз направлялся к Вам в квартиру.

— Серьезно?

— Шарффи… вы помните его? Он вон в той машине.