— Целовались. Потом вышли на прогулку. Они слышат обрывки, не все. И я отслеживаю, какие. Я легко с этим справляюсь, пока мы гуляем. Видишь ли, Астероид влияет на перехват сигнала, когда я на улице. Они все еще работают над тем, как исправить это.
— Как со старыми мобильными телефонами.
Очень тихо он издал для меня, из своей собственной голосовой коробки, точный звук звонка сотового телефона. Такой, какой можно услышать в старых фильмах. Я подпрыгнула.
— Это трюк.
— Я хотел рассмешить тебя. Не шокировать.
— Конечно, ты меня шокировал.
— Скажи мое имя, — приказал он.
Я посмотрела на него. Затем произнесла: «Верлис». Верно сказав с первого раза, не споткнувшись на какой-то непроизносимой первой «C» в слове «Сильвер».
— Мы можем, — говорил он, — провести вместе остаток вечера. И ночь, если ты хочешь. Без секса, если ты не захочешь. Мы можем гулять, разговаривать, пойти куда-нибудь потанцевать, или кутить на эту мою бездонную карту. Или есть. Как твой желудок, кстати?
— Я солгала, — ответила я. — Мне стало плохо из-за нервов.
— Еще один камень в мой огород, — сказал он. — Лорен, я, правда, считаю, что тебе нужно остаться со мной на эту ночь, или не останется ко мне никакого доверия.
— Со мной это не пройдет, — возразила я, покачивая по кругу вино в бокале.
— Потому что ты прочла Книгу Джейн и знаешь, как все происходит. Я пытался сказать тебе, что все не так.
— Она хотела верить, что ты человек.
— Многие люди хотят, и будут хотеть, верить в это. И если им это нравится, я приму. Для тебя, если тебе так больше нравится, я могу использовать звонок мобильника, когда мы наедине.
Он улыбнулся так…
Затем он сказал мне, своим собственным голосом, приглушенным и проникновенным для барабанных перепонок моих ушей:
— У тебя тигриные глаза.
— Что, не раковины каури? — резко ответила я, прежде чем смогла остановить себя.
— Слова Джейн, — сказал он.
— Глаза Джейн. По крайней мере, она писала, что ты так ей говорил.
— Я не хочу говорить о Джейн.
— Ты сказал, что они нашли ее.
— Нашли. И я говорил. Думаю, теперь мы все расставили на свои места.
Что-то в нем — его улыбка, да, теперь я увидела, — превратилось в лед. И то, как он отвернулся, как если бы я внезапно наскучила ему. Демонстрируя свое упорство, я теряла его сильное, временное расположение.
Затем он встал.
— Пойдем?
Молча мы забрали свою верхнюю одежду. Когда мы проходили мимо мужчины за стойкой, Верлис, как «его мать», еще раз сказал что-то на итальянском. Они пожали руки, человек и машина. На тротуаре улицы Верлис кивнул мне.
— Спасибо, — сказал он, холодно и недружелюбно, как другие, которых я знала, — за твое время. Нам надо будет как-нибудь повторить. Вместе промокнуть.
Я отвернулась и посмотрела через улицу. Я не знала, что ответить ему.
Тогда он сказал:
— Возможно, одну вещь тебе следует знать. Ты была первой. Не интересно? Ладно. Увидимся, Лорен.
Я дернулась и уставилась снова на него, хмурясь:
—
— В койке.
— Ты… говорил, у тебя до этого уже было два партнера.
— Естественно. Я упоминал о своей способности лгать. Разве не было бы тебе совершенно неловко трахать меня, если бы ты знала, что у меня не было никакого опыта до этого? Да, я демонический любовник. Я могу делать все это и даже такое
— Я не верю тебе.
— Вполне справедливо.
Мне пришла в голову смутная мысль, что со стороны мы выглядим как любая ссорящаяся пара.
— Ты говоришь, что был девственником. Но это идиотизм, ты не девственник. Ты спал с другими людьми в прошлом, до…
— Я не тот, кем был раньше. Уясни это уже, Лорен. Понимаешь? Я новый, все с нуля. Какого хера, ты думаешь, я в ужасе от того, что мне придется снова увидеть ее, эту женщину из прошлой жизни? Кажется, я был для нее всем. Но сейчас я ни хера не чувствую к ней. Если хочешь знать, к тебе я испытывают гораздо больше.
— Стоп, — выпалила я. — Ради Бога…
— Это тебя пугает, да? А мне каково, ты не подумала?
В его голосе…
Способен он на такое? Как его программа допускает это… но он может лгать, он может искажать наблюдение и создавать другую картинку. Он может имитировать сотовый. Он, может быть, способен изменять форму. О, думается, он вполне может испытывать и отвращение.
Я прислонилась к стене кафе. Чувствовала себя ослабевшей и ошеломленной, и он пугал меня. Все вокруг пугало. И я не могла заставить себя сказать ему: «Оставь меня в покое».
Я принесла свои обеты. Прах, страх, крах.
— Я прошу прощения, — сказал он. Он уже говорил это раньше. Он звучал безучастно. — Я провожу тебя домой. Давай, дай мне свою руку.
Я отдала ему свою руку.
— 2 —
Бирюзовый.
Больше голубой, нежели зеленый. Таков для меня цвет любви. По крайней мере, чувственной любви.
Буду ли я теперь всегда так думать? Ассоциировать этот оттенок с этим действием?
Кто знает.
Этот опыт не был похож на предыдущие. И на тот раз с ним.
Застенчивая Джейн сказала, что не будет углубляться в детали.