Серебряный меридиан

Вниманию друзей предстала идиллическая картина. На подоконнике большого окна на первом этаже сидел парень, прислонившись спиной к проему. Босые ноги он согнул в коленях и, облокотившись на одно, читал книгу и ел большое бордовое яблоко. На нем были джинсы, закатанные до середины икры, и белая рубашка с едва заметным растительным рисунком. Очень худой, он выглядел бодрым и здоровым. Каштановые кудри пышной копной падали на лоб, хотя затылок был подстрижен довольно коротко. Голова его казалась довольно крупной в сочетании со стройным силуэтом.

— Привет! — незнакомец посмотрел так, будто давно ждал их.

Ребята немного смутились от неожиданности.

— Вы — Финли и Аттенборо, — уверенно сказал он.

— В некотором роде, — ответил Форд.

— Меня предупредил хозяин, — продолжал абориген.

Он спрыгнул на газон и подошел к ним.

— Я — Эджерли. Джим. Заходите. О, гитара! — заметил он инструмент на плече Мартина. — Устали?

— Да есть немного, — сказал Мартин.

— Оставьте все, отдышитесь, потом распакуетесь.

Они прошли за ним на кухню и едва успели поймать по банке пива, которые Джим бросил им, достав из холодильника. На предложение заказать еду он ответил, что все есть. Через несколько минут они поглощали разогретую в микроволновке курицу с ароматными специями. За столом Мартин и Форд переглянулись и подмигнули друг другу, что означало удивление, сменившееся уверенностью — с соседом им явно повезло.

По мере того как они обживались, привыкая друг к другу, стало ясно, что первое впечатление их не обмануло. Парень был то, что надо. Прошло немного времени и оказалось, что Джим как-то незаметно стал лидером их тройки, ничего специально не предпринимая для этого. Скорее всего, это произошло оттого, что Форд был тогда немногословен и очень зажат, а Мартин мог одним неосторожным словом наломать таких дров, что последствия приходилось расхлебывать всем троим. Джиму всегда удавалось чувствовать и вести себя уместно в любой ситуации. Друзья без лишних разговоров признали, что над ним не только природа потрудилась удачно — образование и воспитание были его достойной визитной карточкой. Привычка относиться к нему, как к первому среди равных, осталась у них на всю жизнь. Джим сочинил им прозвища — Маффин для Мартина — по начальным буквам его имени и фамилии и с учетом его пристрастия к сладкому, в частности — к маффинам. Для Форда, полное имя которого было Форд Торнтон Монтэгю Аттенборо, Джим соорудил поначалу Фо-То-Мо-Та, но потом остановился на простом варианте Форди. Маффин вздохнул с облегчением. Учитывая, что Форд был обидчив, это было мудрое решение.

Джим приобщил новых друзей к студенческому театру, в котором постигал свою профессию. Его собственная увлеченность заметно выделяла его в студенческой среде. Даже на вечеринках его можно было найти не в общей компании, а с кем-то на кухне, говорящим о том, что его занимало. Однажды на такой вечеринке, когда к ним в квартиру набилось человек двадцать пять, Форд, прислонившись к кухонной двери, подал знак Маффину, чтобы тот подошел посмотреть на происходящее. За ним подтянулось еще несколько человек. Джим, поставив одну ногу на стул и облокотившись на нее, обращался к двум девушкам и двум парням, сидевшим вокруг стола:

— …и я понял, что творческий пафос необходим. Пусть он высокопарен и порой кажется нелепым. Но без него нет художника. Это горение. Это факел. И тут уж выбираешь — быть рекламной лампочкой или живым огнем, обжигая, согревая, радуя, удивляя. Надо быть бесстрашным, как Прометей. Пусть потом делают с огнем, что хотят. Кому нужно, будет греть руки, кипятить воду, а кто-то, быть может, почувствует, что не только руки его согрелись, но и в сердце что-то произошло…

Повисла пауза. Маффин кашлянул. Форд зааплодировал, высоко подняв руки. Джим вскинул голову, понял, что происходит, смутился страшно, рассмеялся, махнул рукой в сторону Форда, сказал: «Да ну вас!» и сбил патетику двухсекундной пантомимой — пародией на самого себя.

Окончательно их дружба окрепла на каникулах. В мае, заканчивая первый курс, они обсуждали, куда и как поехать летом.

— Может, в Индию? — предложил Джим.

— Медитировать? — уточнил Маффин. — Не, стремно.

— Почему?

— С моим аппетитом туда нельзя. Меня же не остановить, а последствия? Нет, я пас.

— В Штаты?

— Нет, спасибо, — вздохнул Форд.

— Так, — Джим усмехнулся. — А у тебя что?

— Суетно.

— Хорошо. Тогда в Европу?

Ребята прыснули.

— Что? Я что-то не то сказал? Похоже, я чего-то не знаю, — догадался Джим.

— О, да, — закивал Маффин. — Однажды мы там побывали. На школьных каникулах.

И они со смехом поведали трагикомическую историю об опаздывающих поездах, нечеловеческой пище, чудовищных запахах, несговорчивых женщинах и об угрозе возненавидеть Европу.

— Ушераздирающая повесть, — согласился Джим. — Слушайте, у меня идея. Поехали ко мне.

— Это куда?

— В Норфолк. Там есть загородный дом и не скучно.

— Девчонки есть? — поинтересовался Маффин.

— Думаю, будешь доволен.

— А вода? — спросил Форд.

— Река, море в получасе езды, Фены[24].

— Здорово!