Серебряный меридиан

Жаклин и в самом деле была удивительной. Темная и изящная, точно плодородная ветвь с россыпью спелых маслин, с глазами точь-в-точь цвета этих спелых маслянистых плодов и волосами, словно черные шелковые ленты. Ее образованием занимались сначала талантливый отец, а потом — не менее одаренный и успешный супруг, который кроме того, что дарил ей сыновей, полноценно вовлекал ее в свое дело, считая, что женщина, обладая живостью ума и сметливостью, должна быть у дел. Тома добился великолепных успехов в обучении Жаклин. Во время его длительных путешествий на север она блестяще управлялась с издательством. Четвертого марта 1588 года, через восемь месяцев после того, как не стало Тома Вотроллье, Почетная гильдия отозвала право Жаклин издавать книги в связи с тем, что она была не супругой, а вдовой издателя. Это ничуть не смутило ее. Через неделю, двенадцатого марта, было назначено оглашение ее нового брачного союза с молодым преемником дела Вотроллье, за год до этого вошедшим в Компанию издателей, Ричардом Филдом.

* * *

В 1579 году Джордж Бишоп, к которому Ричард был приписан в качестве подмастерья, вынужден был по причине снижения доходов печатни передать его на обучение в издательство Вотроллье. Переступив порог печатни, Ричард оказался перед Жаклин, а не перед ее мужем, уехавшим в очередной раз в Шотландию.

Смуглая леди, одетая в темно-синее платье с крахмальным воротником, элегантно поднятым и развернутым над плечами, с украшением, подхватившим, по шотландской моде, ее глянцево-черные волосы, сидела за конторкой и читала, держа в руке перо. Несколько раз за те мгновения, что Ричард присматривался к ней, пока глаза его привыкали к затемненному помещению, она что-то резко вычеркнула из текста, дернув головой, будто спорила то ли сама с собой, то ли с автором написанного.

— On connait la chanson![100] — раздраженно произнесла она.

— Прошу простить меня за вторжение, — сказал Дик.

Она подняла глаза.

— Mais oui, entrez! Войдите!

— Прошу прощения, мистрис…

— Мадам Вотроллье, к вашим услугам. Подойдите, сэр. Вы, должно быть, пришли к господину Вотроллье?

— Именно так, мадам, — он уже освоил по учебнику, привезенному переплетчиком Хенриджем, основы французского языка и обращения и, пылая внутри от волнения и страха провалиться на этом экзамене, решил старательно продемонстрировать все лучшее, на что был способен.

— О! Вы знаете французский! В ваши годы похвально.

— Немного, мадам. Если вы позволите мне говорить на родном языке, я буду вам весьма благодарен. Думаю, мне понадобится еще несколько лет, чтобы освоить ваш прекрасный язык.

Она сдержанно улыбнулась, но молчала, выдерживая паузу, повисшую, как выловленная рыба, в сети этой улыбки.

— Я… — Ричард почувствовал, что у него все сворачивается внутри. — Я пришел по рекомендации мистера Бишопа, у меня его письмо к господину Вотроллье.

— Давайте. В отсутствие мужа я выполняю все его обязанности, мистер… вы, кажется, еще не назвали себя.

— Простите. Филд. Ричард Филд.

— О! Ришар дю Шан[101].

— По-испански Richardo di Campo, — добавил он, стараясь перебороть смущение.

— Браво! — она вновь улыбнулась, глядя ему прямо в глаза.

Его пробила испарина. Она будто нарочно его смущает. Кошмар!

— Mais vous êtes un champ fleurissant, n’est-ce pas?[102]

— J’ose espérer[103].

Ни один человек на свете не вгонял его в такое смятение. Он готов был бежать прочь. От нее веяло пряным ароматом, от чего голова кружилась, а ноздри жадно втягивали этот запах.

— Вы верите в фортуну, мистер Филд?

— Я христианин.

— Это так. Но верите ли вы в судьбу?

— Все в руках Всевышнего, мадам.

— Верно, — согласилась она и вновь долго молчала. — Верно. И чтобы вы поверили в это еще больше, я хочу вам кое-что показать. Заодно проверим ваши глаза.

Он удивился. Она говорила, как лекарь.

Она поднялась и провела его к противоположной стене мастерской, за фантастического вида печатные станки, работа которых ни на секунду, пока они говорили, не прерывалась. Мальчики, сидевшие рядом на табуретах, покрывали тушью набранные формы. Наборщики стояли за кассами и молниеносными, как полет пчел, движениями рук набирали тексты, сосредоточенно считывая со страниц, прикрепленных перед глазами. Готовые формы двое мальчишек развешивали на веревках. Дик чуть не свернул шею, разглядывая происходящее. Именно об этом он мечтал, грезил так долго, и вот, наконец, это случилось. Жаклин подвела его к шкафу, стоящему вдоль стены, с плоскими многочисленными ящиками и достала книгу, которую раскрыла на произвольной странице, не дав разглядеть название.

— Что вы скажете?

— О чем, мадам?

— В целом о том, что видите. Не читайте текст. Опишите его и скажите, что вы думаете о нем.

— Я впервые вижу, чтобы страница выглядела столь изящно и опрятно. Это весьма ровный текст, будто его выполнили по линейке. Меня поражает, как четко выверено расстояние между каждой литерой и между небольшими колонками слов справа и большим текстом на странице.

— Блестяще! Что еще?

— Еще? Это, пожалуй, все, что я могу сказать.