Серебряный мир (СИ)

Искусство — разновидность коммуникации. Вроде телефона, только абонент всегда изъясняется изящным верлибром. Старо? Старо. Это лабуда: человеку не нужно искусство. По крайней мере, такое, которое о себе заявляет: «Я — искусство». Может, у него, этого человека, гвоздями на стене двуглавый орел выбит или там еще какой-нибудь заумный символ. Он с этого прикалывается, но никогда не заостряет чье-либо внимание на данном предмете. Символ — и символ. Круто. А что́ он там символизирует — да хрен с ним. Красиво! Если искусство начинает полоскать людям мозги, то непонятно, зачем оно нужно. Мозги полощут на работе, в семье и вообще везде. На кой такое искусство? Где кайф? Кайф — оттого, что мозги парят художественно? Мазохисты. Все мы мазохисты. Если не сказать хуже.

Да зачем нам эта коммуникация, если мы ничего не можем сказать друг другу? Каждый говорит об одном и том же, но на своем языке. Мы хотим слышать друг друга, но не умеем слушать. Искусство — телефон Робинзона Крузо, на одного абонента. Але, пальма, как меня слышишь? Бесконечное множество телефонных аппаратов с длинными спутанными шнурами, не представляющие собой сети — никакой телефон не может быть подключен ни к какому другому телефону. Художники (в широком смысле слова) похожи на придурков, пытающихся распутать эти провода и прекрасно знающих, что на их концах разные разъемы.

Полная лажа! Какой смысл в канале связи между пустотой и другой пустотой?

«Ты — это то, что ты ешь». «Ты — это то, что ты носишь». «Ты — это то, что ты видишь». В нас нет ничего внутреннего, все наше внутреннее на самом деле внешнее — я имею в виду только все человеческое, исключая божественное. Некоторые из работников ноосферы рассуждают примерно так: «Ну, я-то понимаю, что к чему. Берна (Фрейда, Юнга, „Курочку Рябу“) читал, я вижу, где мое мнение, а где не мое. Моему подсознанию могут навязать какую-нибудь туфту, вроде того, какие жвачки жевать и какие лимонады пить. Но над фундаментальными вопросами я тружусь своей головой». Далее они думают так: «То, что фундаментально, я решаю своей головой. То, что я решаю своей головой — фундаментально». И наступает то ли полный кайф, то ли ад кромешный. Поскольку все садомазохисты, причем разных вкусов, понять, кому что в кайф, а что не в кайф, невозможно. Что ни говори, действительно, мышление — самый тонкий вид разврата. Но от всего этого есть толк. Глядишь, гениальная идея нет-нет, да и родится. Может, потому, что она — блажь. И приходит она, гениальная идея, извне, хотя и не из пустоты. Откуда? Бог знает.

Гений не может быть самим собой, он марионетка. Так ли это? Есть ли надежда, что не так? Надежда есть всегда, как сказал палач осужденному. Остается, опять же, всего лишь одно — что-то делать. Потому что альтернативой может быть только неделанье ничего. Мы обречены на почти что сизифов труд. Почти или просто сизифов? Раньше очень любили поразглагольствовать о положительном влиянии искусства на человека. Да может ли такое быть? Что-то верится с трудом. Так зачем мы это делаем?

Зачем мы это делаем

Как правило, для того, чтобы возвыситься в собственных глазах. Искусство растет из комплексов.

На первых порах очень трудно с этим смириться. А в конце концов как-то миришься и перестаешь об этом думать. Просто снимаешь, и все. Как поэт, который пишет стихи, как каменщик, укладывающий кирпичи. Снимаешь, и это доставляет удовольствие, маленькое или большое. Но вот наступает депрессия, и опять:

Зачем я это делаю?

Действительно, зачем я это делаю на самом деле?

Есть ли ответ на этот вопрос?!

Я не выставляюсь, не публикуюсь. У меня нет для этого достаточного желания. Я не честолюбив. Мне просто приятно снимать. Мне нужно снимать (и печатать). Сейчас я не могу снимать — по причине неподходящей погоды — и мне плохо, у меня депрессия. Мне часто бывает плохо, когда я не могу снимать. Хорошо хоть, не всегда. Это означало бы, что я фанатик. А быть фанатиком — это очень, очень нехорошо. Фанатизм никого еще до добра не доводил.

Я валяюсь на диване и спрашиваю себя опять: зачем я это делаю? Кому это нужно? Если бы у меня была возможность, я бы сейчас снимал и не мучился этим вопросом. …Зачем?

* * *

Есть и другие объяснения происходящему. Все они, увы, шокируют тривиальностью. Вот еще одно. В психологии есть такое понятие — мортидо. Мортидо, в противоположность либидо — стремление к смерти, разрушению. Все люди в той или иной степени подвержены воздействию как либидо, так и мортидо (кроме продвинутых буддистов-нирванистов, во что поверить западному человеку трудно). Стремление переводить пленку и фотобумагу — тоже влияние мортидо. Хирургом, орудующим скальпелем, также движет мортидо, а не либидо, как это может показаться на первый взгляд. Без мортидо не было б и либидо.