Серебряный пояс

Архип был в смятении. Однако сам он в изгнании Самойловых виноват не был. Поэтому медвежатники приняли его с достоинством и почетом. Много раз молодой парень помогал им в промысле за черным зверем, был не из робкого десятка, смышлен и покладист.

Сытный ужин от пуза богатствами сибирской тайги, тепло, уют и уважение вызвали у Архипа нескрываемое удивление:

— И что, у вас всегда так?

Вечерние разговоры под тусклый свет жировика из медвежьего сала не умолкали. Самойловым было интересно знать, как там, на их малой родине, как дела на кордоне? Но главное, что интересовало следопытов:

— Нашлась ли Лизонька?

— Откель вы знаете, что она была жива, а не пропала в когтях зверя? Вас же Морозов в тот день прогнал… — удивлению Архипа не было предела.

— Дык, как не знать? — со слабою улыбкой на губах переглянулись Самойловы. — Оно сразу было видно, что здесь дело простое.

— Жива! Жива! — довольно замахал руками Архип. — Как есть жива! Через полгода объявилась с животом. Заезжий прохиндей уговорил ее на грешное дело. Вроде как жениться обещал. А она, зная, что папенька не разрешит брак, с женихом своим решила сыграть представление. Якобы как медведь ее задрал. Они Федота уговорили на это дело за двадцать рублев. Топором пролетку посекли, на Федоте одежду ножом порезали, синяков наставили.

— Оно и видно было, что так дело сделано. Следы подделали, что корова наложила, — с горькой усмешкой покачал головой Северьян.

— Дык, что же вы сразу об этом барину не сказали?

— А нам кто слово дал молвить? С кордона прогнали, и будя. Теперича пусть сам Морозов свое прошлое возвращает. Медведей бьет. А с нами сладу не будет. Так и передай ему! — закончил Михаил и, будто узаконивая свое последнее слово, ударил кулаком по столу.

Задержался Архип у Самойловых неделю, другую. По хозяйству помогал, на медвежьей охоте себя хорошо показал. Потом вдруг загрустил, притих со временем, чувствуя расставание. А когда срок пришел, спросил у медвежатников с робкой надеждой:

— Можно ли мне у вас до весны остаться?

— Что нам, места мало или в еде бедствуем? — подбадривающе ответил хозяин дома. — Оставайся!

Остался Архип в Сибири. Сначала до весны задержался, а потом и вовсе рукой махнул:

— Ну его к лешему, барина Морозова! Что мне там, медом мазано? Пусть он сам хлеба ростит. Не желаю быть у него подневольным! Была невеста, так он ее заранее испортил. А что матушка и отец, дык, думаю, поймут. А может, сдастся, передам с кем, чтобы сюда перебирались.

Его решению Самойловы были только рады. К следующей осени помогли ему кедровый сруб поставить. Тут младшая дочь Северьяна Мария подросла. Архип просил у отца ее руки, на что получил положительный ответ. К Покровам молодая семья вошла в новые стены своего дома.

Много лет с тех пор прошло. Ушли из жизни старые медвежатники дед Михаил и отец Северьян. У нынешнего Михаила Самойлова, нареченного именем деда, родились свои дети. А только богатый опыт промысла черного зверя не утратил свои корни, более того, окреп в суровых условиях глухой тайги и всевозможных критических случаях. Сколько было бито медведей Михаилом Северьяновичем, он точно указать не мог. Но только твердо уверен, что жива о нем в округе добрая слава отважного охотника. Кто бы ни просил его помочь справиться с пакостным зверем, Михаил никогда и никому не отказывал. Поэтому и знают его в каждом доме многочисленных приисков как медвежатника с большой буквы.

Много зверя добыл за свои семьдесят лет Михаил Самойлов. Разные ситуации складывались. Случалось, попадал в его лапы. Свидетельство тому рваная медвежьими когтями спина и шрамы на затылке. Бывало, что ломал его зверь пополам так, что ноги отказывали. Так было в Таежном Сисиме два года назад. Однако не отступился он от промысла. Так и шагает в тайге по косолапым следам, потому что иного не дано.