Серебряный век фантастики

В часы хорошего настроения он часто напевал эту песенку.

Вавилон Викторович был начинающий пенсионер, ему шёл шестьдесят второй год. В квартиру он въехал в результате обмена полтора года тому назад. Он не пил, не играл в домино, но у него было странное хобби. По вечерам, выключив свет в своей комнате, часами просиживал он с биноклем у окна. Перед домом находился большой квадратный сквер, а за ним, уже на другой улице, высокое семиэтажное здание. В двух верхних (по четырнадцати окон в каждом) этажах этого здания жили студентки санитарно-экономического техникума. Уверенные в своей визуальной недосягаемости, они редко задёргивали занавески, и Вавилон Викторович с помощью оптики имел возможность вникать в их быт. Всех девушек он давно знал в лицо, и для каждой придумал звучное имя. Там, в скромных четырёхконечных комнатках, жили Одетты, Хабанеры, Травиаты, Аиды. Соседи по коммунальной квартире догадывались о вечерних наблюдениях Вавика и относились к ним отрицательно. Но дело это труднодоказуемое и почти ненаказуемое. Когда Вавилону Викторовичу намекали на то, что поступает он не совсем хорошо, он отвечал:

– У меня нет средств на покупку телевизора. Это общежитие напротив – мой телевизор в двадцать восемь экранов. Девушкам я ничего плохого не делаю! Я не смотрю на них, когда они в дезабилье, я честно отвёртываюсь! Я люблю их отечески, оптически и платонически!

Юрий вдруг почувствовал, что очень голоден. Ещё бы, столько часов провёл в лесу и ничего не ел! Взяв с подоконника чайник, он направился на кухню. Шар поплыл сзади. Пришлось пропустить его в дверь. Юрий тихо прошёл коридором, вошёл в кухню, зажёг газ. Шар был тут, он не отставал. Сопровождаемый им, Анаконда сходил в ванную, умылся, потом вернулся к плите. Чайник уже шумел.

Вдруг из коридора послышались, тихие, шаги. Видно, Вавилон Викторович покинул свой наблюдательный пост и решил перекусить. Сейчас он войдёт сюда и увидит Константина!.. Что делать?! Юрий открыл дверцу газовой плиты и втолкнул шар в холодную духовку. И как раз вовремя. Вошёл Вавик.

– Тоже чайком решили побаловаться? – спросил он, зажигая конфорку. – А булки не успели небось купить... Идёмте ко мне, я вам одолжу, как ассистент ассистенту, – это выражение означало в устах Вавилона Викторовича наивысшую и наиблагороднейшую форму человеческих отношений.

Он вышел из кухни. Юрий пошёл за ним. В комнате Вавилона Викторовича пахло трубочным табаком и хорошим туалетным мылом. Окно было открыто. Внизу, в сквере, поблёскивая молодой листвой, тихо стояли деревья. Вдали, над деревьями, через сквер виднелись окна общежития. Почти все они были уже темны.

– Вот, берите булку, – сказал Вавик. – Со мной не пропадёте... А это что такое? Вот так-так! Это ваш?

Константин висел в воздухе в трёх шагах от Юрия.

– Да, это мой...

Вавилон Викторович взял шар в руку. Тот дался без сопротивления. Потом Вавик отпустил его, и шар повис в прежнем положении.

– Какой тяжёлый и холодный! – сказал Вавик. – И притом не падает... Как умопомрачительно прогрессирует прогресс! Электрички, синтетические ткани, размножение атома, транзисторы... Шарик этот вы не в Гостином дворе приобрели?

– Нет... Мне его подарили... Я прошу вас...

Но Вавилон Викторович уже не слушал. Заметив, что одно из окон в общежитии зажглось, он метнулся к торшеру, выключил свет и теперь, вскинув бинокль, стоял у своего окна, зорко вглядываясь вдаль, как капитан на мостике корабля.

– Аделаида домой наконец явилась, – объявил он. – Видно, со свиданий только что пришла, в такую позднь. Трудно мне с вами, девушки, болею душой за ваш моральный уровень!.. А Леонковалла всё у окна сидит, читает...

– Это композитор был такой, Леонковалло, – несмело уточнил Юрий. – Женского имени нет такого.

– А вот есть! В мире прекрасного свои законы, – отпарировал Вавик. – Вы поглядите, поглядите на неё! – Он сунул цейс в руки Юрию.

Анаконда, боясь рассердить Вавилона Викторовича, ибо теперь кое в чём зависел от него, поднёс к глазам бинокль. Там, очень далеко и в то же время очень близко, за столиком возле окна сидела белокурая девушка в голубой кофточке. Окуляры обвели её лицо тончайшей радужной каймой, как бы нимбом. Девушка что-то читала. Лицо её было задумчиво.

– Славная девушка, – сказал Анаконда. – Очень симпатичная.

– Я же говорю: чистая Леонковалла, – подтвердил Вавик. – Жемчужина общежития! И притом безупречного поведения. Другие по танцулькам шастают, а она всё книги читает. Маленькие такие книжечки.

– Может, стихи?

– Не знаю. Текста бинокль не берёт. Давно уж надо мне технику посильнее... Тут один человек подзорную трубу продаёт. Трофейная, с немецкой субмарины. Да вот с материальными средствами у меня туго... А чайник-то, наверно, вскипел уже!

– Вавилон Викторович, у меня к вам просьбочка, – торопливо сказал Анаконда. – Очень прошу вас никому не говорить об этом шаре.

– О шаре!.. Буду нем как рыба или даже как могила. Но и вы сделайте одно благородное дело. Одолжите мне на эту самую подзорную трубу. Требуется восемьдесят пять дублонов, как говорили древние греки.