Серебряный век. Письма и стихи

Конституции ты «не веришь» и «не радуешься». «Верить» в ее близкую реальность, конечно, трудно, принимать Государственную Думу с функциями учредительного собрания, если она основана не на общеизбирательном праве и не выражает, следовательно, всенародной воли, не следует, но не радоваться нельзя тому, что самодержавие, принужденное к самоубийству, нанесло себе рану на этот раз смертельную, – тому, что самый лозунг недавней борьбы – «долой самодержавие» – отныне стал праздным.

Что до самодержавия, – мы, художники, конечно, знаем, какой вместимости разбился сосуд для гениальной силы. Но ведь наш Петр не только Первый, но и единственный. Уже давно самодержавие – «личина пустоты», маска, из-за которой искаженно и хрипло говорит не личность, а чужая воля. Ведь уже Александр III был только фонографом общенародной реакции восьмидесятых годов; а он был все-таки личностью. Пусть же всенародный голос прямо слышится. Пусть мир увидит (это мой исконный идеал) – государственное единство славянских народоправств.

Не забывай, впрочем, что я рассуждаю в плане политическом, т. е. в плане относительных масштабов. Есть иной план – духа и пророчества, абсолютных мер и конечных идеалов. Он вместе бесконечно далек и непосредственно близок, осуществим мгновенно чрез подъем личный (царство небес здесь и в нас). Это вожделенная анархия духа, могущая сразу осуществиться в общинах избранных – об этом мой «Кризис индивидуализма»…

Величава и прекрасна была «вечная память» на Невском к вечеру 18-го октября[19]. И было чудо: при полном отсутствии полиции не только пешая толпа, но и экипажи двигались, при массовом стечении, в непонятно-стройном порядке; более того, извозчики дружелюбно и «вежливо» объяснялись между собою, сцепляясь и выпутываясь, они не хотели ругаться, хотя руготня – красивый лиризм ремесла. Но митинг в тот же день в университете оставил тягостное впечатление. Лозунг «республика» – провокация масс, роковая тактическая ошибка.

Твой Вяч.

Обложка поэтического сборника «Эрос». Вячеслав Иванов. 1907 год

Валерий Брюсов – Вячеславу Иванову

Конец июля 1907 года, Москва

Дорогой Вячеслав!

Силою обстоятельств письма наши стали исключительно деловыми, – не сердись на это, ибо вина, кажется, не моя.

Ты просишь меня определить отношения «Весов» к тебе. Но отношения эти никогда не менялись. «Весы», если можно говорить об этом отвлеченном или собирательном понятии, всегда чтили в тебе большого поэта и большого писателя и потому всегда дорожили твоим участием. Напротив, это твое отношение к «Весам» переменилось, ибо за последние полтора года ты им не дал ничего, кроме небольшого стихотворения, тогда как в те же месяцы в «Руне», в «Цветнике Ор», в «Белых ночах» и «инде» – печатал и стихи и статьи.

Что касается лично моего отношения к тебе, то три наши последние встречи как-то позволяли мне надеяться, что мы понимаем нашу близость, чувствуем ее наперекор некоторым внешним разобщающим нас силам. А мое отношение к тебе как к поэту выразилось в моей рецензии на «Эрос», где я прямо отказался судить тебя, признав тебя в числе тех, кто выше суда своих современников. И поскольку мое влияние простирается на «Весы», постольку я отстаиваю в них это мнение и постольку я всегда готов и рад тебе содействовать.

Но ты укажешь мне на враждебные статьи «Весов» против тебя и «литературных зачинаний, с которыми связано твое имя» (только не «инсинуации личного характера»: таких в «Весах» не было и не может быть). Во-первых, отвечу я, ты сам сделал ошибку, связав свое имя столь тесно с именем Георгия Чулкова. Нам, живущим в Москве, простительно было не сразу понять его и из сострадания относиться к нему снисходительнее, нежели он того заслуживал. Но ты, встречаясь с ним часто, должен был понять сразу то, что теперь стало ясно для всех, – что это не только бездарность (как я всегда утверждал), но еще шарлатан, рекламист и аферист. Я надеюсь, что после наглой выходки Чулкова в последнем № «Mercure de France» ты порвешь всякие сношения с этим господином. Чулков получал в «Весах» то, что он заслуживал, но, к сожалению, говоря об нем, приходилось часто упоминать и тебя. Во-вторых же, я не считал себя вправе стеснять свободу мнений близких и постоянных сотрудников «Весов». За последний год всю журнальную, повседневную (ты знаешь сам, не легкую) работу в «Весах» несли преимущественно Андрей Белый, 3.Н. Гиппиус и Эллис. Справедливо было, чтобы они за то имели право на страницах «Весов» высказывать свои суждения. И, конечно, я не вычеркивал из их статей тех строк, где они нападали на тебя лично, находя такое-то твое стихотворение неудачным или такую-то статью слабой, – или на близких тебе лиц, осуждая Блока или отрицая, что произведения Лидии Дмитриевны суть художественные произведения.