…Еще в Нижнем он стал понемногу собирать книги; с переездом в Москву он окончательно увлекся этим делом уже на всю жизнь. Правда, денег в его распоряжении было немного… но в то время книги в первопрестольной, а тем более на Сухаревке, были дешевы…Имея полную возможность остаться в Москве и сделать благодаря огромным связям отца блестящую карьеру при штабе, Минцлов вышел по окончании училища в скромный Уфимский полк в Вильну, его тянули к себе развалины замков и дремучие леса Литвы, древней колыбели его предков, и он исколесил ее пешком вдвоем с обожавшим его денщиком…Из Вильны он перевелся на Кавказ и несколько лет провел там, отдавая все время путешествиям. На Кавказе он расстался с военным мундиром, и с тех пор началась его беспрерывно-кочевая жизнь, во время которой он изъездил и исходил всю Россию. Еще в корпусе Минцлов начал увлекаться историей и археологией, а по отъезде на Кавказ посвятил им себя окончательно. Помимо литературы и исторических исследований Минцлов много себя отдавал сцене…Много было отпущено от Бога этому человеку, только свыше забыли его снабдить честолюбием и даром пролазничества, столь необходимым в наши времена»
МИНЦЛОВА Анна Рудольфовна
«Фигура ее была бесформенной, лоб слишком велик, такой лоб часто можно найти у ангелов на картинах старых немецких живописцев, голубые глаза навыкате были очень близорукими – несмотря на это, взгляд их был устремлен в беспредельные дали. Ее рыжеватые волосы, разделенные на прямой пробор, завитые волнами, были в беспорядке, узел грозил развалиться, шпильки всегда сыпались дождем вокруг нее. Нос ее был грубой формы, лицо – несколько одутловатое. Самым удивительным в ней были ее руки, белые, мягкие, с длинными узкими пальцами. Здороваясь, она дольше, чем принято, задерживала вашу руку, тихонько ее покачивая. Во время нашей первой встречи в Москве мне это особенно не понравилось, как и ее манера разговаривать: голос, который она понижала почти до шепота, чтобы скрыть сильные эмоции, учащенное дыхание, незаконченные фразы, часто только отдельные, не связанные друг с другом слова. Чаще всего на ней было поношенное платье из черного шелка, на пальце она носила кольцо с аметистом. В Петербурге она жила у отца, известного адвоката. Свои обширные знания она черпала, как рассказывала мне, в основном из хроник различных эпох и стран, которые читала в оригинале. Она чувствовала себя непризнанной и непонятой людьми ее круга, так как на ее мистические наклонности смотрели как на сумасшествие. И отец ее, должно быть умный и духовно богатый человек, принадлежал к материалистам и скептикам. Но все признавали ее большие познания и способности в сфере хиромантии и графологии…Одним из предков Минцловой был француз; отсюда ее французский юмор. Яникогда не встречала человека, столь интенсивно воспринимающего другого человека. Она всю себя отдавала другому, видела в нем максимум того, чего он мог когда-нибудь достичь, в ее присутствии каждый чувствовал свою приподнятость над повседневностью. Впоследствии некоторые из ее прежних подруг были склонны считать ее льстивой и обвиняли ее в шарлатанстве, так как в своих письмах она к каждому обращалась как к самому близкому, любимому, дорогому человеку. Она считала, что самые тайные желания, живущие в каждом, это то, что предназначено судьбой, и поддерживала их, что чрезвычайно привязывало к ней людей. Она поддерживала даже противоречащие друг другу стремления различных людей, но каждый думал, что она имеет в виду лишь его цели. Когда она приходила, вокруг нее всегда возникал водоворот людей и событий, она появлялась на несколько дней то здесь, то там; после смерти ее отца у нее больше не было дома. Но в этом водовороте она не была неподвижной точкой, а сама была вовлечена в этот вихрь страстей. О ее страстности мои друзья позже рассказывали мне совершенно гротескные истории. Ее большие магнетические способности не были обузданы чувством меры и самообладания, они действовали хаотически, не очистившись, и хотя многие с ее помощью получили возможность заглянуть в иной мир, она сеяла вокруг себя несчастье и потеряла веру в себя»