Серебряный змей в корнях сосны

Учида не стал задавать вопросов или предлагать помощь, сразу бросился к ступеням, а Хизаши остался один на один с разъяренным бакэмоно. Камни в глазницах заворочались, создавая впечатление, что мертвый взгляд преследует Хизаши.

– Ты хочешь освободиться? – спросил Хизаши. Монстр взревел. – Что ж, я тоже.

Хизаши прижал пальцы к губам и произнес короткое заклятие, активирующее начертанную на обратной стороне веера кикё-фуин, пятиконечную звезду, изгоняющую зло. Двери святилища уже захлопнулись за его спиной, и Хизаши больше не нужно было сдерживаться. Этот бакэмоно был создан неумелым колдуном, в нем не было изящества, лишь грубая сила в страдающем, обреченном на вечное гниение теле. Хизаши сделал шаг вперед, перетекая с места на место и отмечая каждое частью своей внутренней ки. Мотыга, такая несуразно мелкая в длинных руках, безуспешно пыталась догнать ловкого оммёдзи, будто танцующего в обрывках тумана.

Семь шагов, семь звезд на небе, семь слов в древнем заклятии. Произнеся последнее, Хизаши сорвался с места и закружил вокруг монстра, раскрытый бумажный веер порхал, подобно белой бабочке, оставляя после себя тонкие, как волосы, порезы, рассекающие мертвую плоть до самой кости. Заклинание Семь шагов, Ситисэй, приковало монстра к месту, он пытался уклониться, но ему не хватало подвижности, в конце концов, кукла остается куклой, будь она из дерева, бумаги или гниющего мяса. Хизаши окружил его офуда со знаками звезды сэман, и темная энергия начала покидать тело.

Хизаши подошел к упавшему на колени бакэмоно и ткнул пальцем между выступающих надбровных дуг.

– Мацумото Хизаши освобождает тебя. Кай!

Нити порвались одновременно, и чудовище упало под ноги Хизаши безжизненной грудой.

В святилище громко закричал ребенок и резко замолчал, едва крик достиг наивысшей точки. Для Хизаши время растянулось, но в действительности его битва была скоротечной.

Святилище окутала черная дымка. Злоба, распространявшаяся от тонких стен, была похожа на щупальца осьминога, такие же гибкие и холодные. Хизаши остановился возле дверей, надеясь услышать еще хоть что-то, но внутри словно не осталось ничего живого.

Учида Юдай был прав, это не дело для младших учеников, но Хизаши не один из них. Он – нечто большее.

Створки разъехались, и звуки хлынули на Хизаши все разом: пронзительные женские вопли, крик ребенка, глубокий голос Кенты и резкий, острый, как лезвие нагинаты, голос Учиды. К ним добавлялся свист ветра, раскручивающий черную воронку дыма в центре помещения, а ее источник – восьмиконечная звезда с грубыми мазками крови, которые складывались в заклинание призыва. Младенец, завернутый в грязные тряпки, лежал в самом центре, исходя плачем. Его мать на коленях взывала к силам, побороть которые ни Куматани, ни Учида не могли.

– Мертвое вернулось к мертвому! – громко произнес Хизаши и бросил на пол гладкие камешки-глаза. Они со стуком покатились по доскам, пока не замерли перед замолчавшей женщиной.

– Отец?..

Она сгребла камни и поднесла к лицу. Ее пальцы дрожали, и когда ветер стащил с нее платок и растрепал поседевшие волосы, стало ясно, что она не так уж стара, но ее лицо изуродовано старыми шрамами, следами от огня.

– Так это был твой отец? – ужаснулся Куматани. – Как можно было сотворить с ним такое?!

Безумный взгляд остановился на нем, и в широко распахнутых глазах не было ни капли раскаяния.

– А им? Им всем было можно? Им можно?!

Она расхохоталась, и смех был подобен вороньему карканью, пока не превратился в плач. Мать и ребенок плакали вместе, но с разных сторон колдовского круга.

Учида провел двумя пальцами по лезвию нагинаты и с криком обрушил его на ближайший к нему угол звезды. Свечи вокруг вспыхнули ярче солнца и разом потухли, но кровавое сияние зловещих символов не дало тьме сомкнуться. Демоническая энергия рванулась к потолку, запуталась меж деревянных балок и ринулась вниз, метя в грудь уставшего от слез младенца. Куматани оказался быстрее, и ритуал окончательно был испорчен.

Стемнело, ветер превратился в ураган, готовый сорвать кожу с лица и вырвать волосы. Хизаши потерял даже способность видеть мир иным зрением – все погрузилось во мрак и холод. Внезапно кто-то схватил его за запястье, и Хизаши почувствовал тепло.

– Забери ребенка и уходи, – шепнул Кента. Что-то шевелящееся и теплое сунули ему в руки. – Уходи!

Хохот пронесся под крышей, и свечи замерцали синим огнем.

– Он обещал исполнить мои желания, – тихо начала женщина, и ее покачивающаяся на носочках фигура мало напоминала живого человека. – Дал знания и силы, чтобы наказать их всех. Я… разве я не имела на это право?

Она едва касалась пола, и Хизаши четко видел черные нити дыма, обвивающие ее худое тело.

– Кому ты мстишь? – спросил Учида.

– Тем, кто убил моего отца. Тем, кто лишил меня чести. Тем, кто забрал мою жизнь и предал огню молодость.

– Это кто-то из Суцумэ? – спросил Кента.

– Это вся Суцумэ. Каждый в деревне должен умереть!

Зло снова набирало силы, но ему все еще нужна была жертва.

Хизаши попятился к выходу.