Серебряный змей в корнях сосны

Два обычных глаза на искаженном женском лице закатились, и белки налились кровью, а третий закрылся. Хизаши едва успел отпрыгнуть, когда ядовитый коготь вонзился в то место, где он только что стоял. Талисманы кончились, Учида не мог вырваться из липкого плена, и все, что у Хизаши оставалось, это нечеловеческая ловкость и верный веер.

Он прижал два пальца к губам и шепнул короткое заклинание активации барьера. Решетка доуман возникла перед ним и растянулась во весь его рост, но ее силы хватило лишь на то, чтобы остановить один удар обезумевшего ёкая. Хизаши посмотрел вокруг правым глазом и увидел множество нитей-ловушек, туго натянутых под низким потолком. Лишь чудом никто из них еще их не задел.

Следующий взгляд достался самой паучихе. Она ревела и в бешенстве раскидывала пустые мягкие скорлупки, разбрызгивая по земле вонючую жижу и не до конца оформившиеся мелкие тельца. Вокруг гумо клубилась живая тьма, похожая на клубы черного дыма, повторяющие ее очертания. Их источник находился в груди – точнее, в демонической метке. В этом месте сквозь дымку просвечивала алая пульсация в форме незавершенного глаза со спиралью внутри. Но вот доуман растаял, и Хизаши едва успел выставить перед собой раскрытый веер, как его откинуло на Учиду.

– Возьми Кэйдо, – сказал Юдай. – Быстрее!

Духовное оружие фусинца валялось совсем близко от паучихи. Она же словно становилась все больше, будто надувалась, ее суставчатые ноги били по земле в паре шагов от оммёдзи. Хизаши рванул вперед, одновременно с этим отправляя веером накопленную ки вперед себя. Дзёро-гумо инстинктивно отвернулась, и тогда Хизаши схватил нагинату и поднырнул ей под брюхо. Стало совсем темно, но даже тьма не мешала Хизаши видеть, как что-то движется под толстой кожей, как будто ищет путь наружу. Это было поистине омерзительное зрелище. И в тот момент, когда гумо поняла, что больше не видит противника, она попыталась сместить свое неповоротливое раздувшееся туловище, но ей уже не хватало места. И тогда Хизаши показался перед ней и, крепко ухватившись за древко обеими руками, подпрыгнул и вонзил наконечник прямо в центр метки по самую оплетку. Лезвие вошло легко, почти без сопротивления. Алый глаз во лбу гумо вдруг открылся, и выражение лицо изменилось.

– Он… сказал, что… он долго ждал.

С этими словами она рухнула на подломившихся конечностях. Учида смог самостоятельно освободить правую руку и ею пытался отодрать клейкие нити от левой.

Хизаши смотрел на умирающего ёкая, чувствуя себя опустошенным.

А потом она снова открыла все три глаза, и из одного из них скатилась слезинка.

– Что-то не так, – Учида оказался рядом и без жалости выдернул из груди поверженного врага оружие. – Давай закончим с этим.

Он крутанул нагинату так ловко, что даже не задел стоящего совсем близко Хизаши, и голова паучихи упала к их ногам. Были ли на нем следы слез, или они лишь привиделись, Хизаши уже не узнает. То, что пряталось в брюхе, все еще искало выход, и Хизаши поспешил наружу. Едва следом за ним в лаз заполз Юдай, позади послышался треск разрываемой плоти, и воздух наполнился зловещим шорохом. Хизаши ускорился и, выбравшись на поверхность, за руку вытянул Юдая.

Нечто приближалось к ним из глубины земли.

Учида не задавал вопросов, просто подобрал толстую ветку, приклеил к ней огненный талисман и забросил в нору. Полыхнуло пламя, из рыжего быстро ставшее синим. Его отсвет падал на лицо фусинца и отражался в глазах Хизаши – карем и желтом, пока не потух. Хизаши молча отвернулся и пошел прочь. Когда он понял, что за ним никто не идет, повернулся и обнаружил, что Юдай лежит на спине без движения. Хизаши вернулся, взвалил фусинца себе на спину и медленно побрел, шатаясь от усталости.

Наступила ночь. Заметно похолодало, небо прояснилось, и сквозь макушки деревьев мерцала россыпь звезд. Лес сонно поскрипывал и изредка по-стариковски кряхтел, пугая ночных птиц. Зеленые огоньки кидзимуна[27] таинственно подмигивали, пытаясь запутать, сбить с дороги, а когда не получалось, разочарованно потухали. Остывший воздух горько пах сосновой смолой. Хизаши втянул в себя этот запах и без сил привалился спиной к шершавому стволу. Дыхание вырывалось облачком пара, напоминая, что снова наступали холода.

Юдай пришел в себя позже. Его запястья кровоточили, на шее тоже остались тонкие, как от крыльев бабочки, порезы, пересекающиеся в подобии жуткого узора. Кровь пропитала белый воротник нижнего кимоно. Оммёдзи обменялись взглядами, но никто не произнес ни слова. Юдай использовал огненный талисман, чтобы поджечь сырые ветки, и когда они занялись, а пламя рыжими тенями заплясало на их бледных лицах, фусинец сказал:

– Спасибо. Что спас.

Он выталкивал слова изнутри чудовищным усилием, это было заметно по тому, как напрягалась его шея, как отрывисто и коротко звучали слова. Еще бы, ведь он благодарил ёкая. Да не простого, а того, кто имел наглость притворяться человеком в самом центре мира экзорцистов.