Серебряный змей в корнях сосны – 2

Вода была идеальной температуры, не кипяток, но приятно прогревала тело до самых косточек. Хизаши откинулся на бортик и с наслаждением прикрыл глаза. Прошлепали босые ступни Кенты, и вода всколыхнулась, когда он опустился рядом. Что-то упало на макушку, и Хизаши нащупал рукой холодное влажное полотенце.

– Не перегрейся. Ты вечно забываешься, так можно и сознание потерять, – с улыбкой пояснил Кента и тоже навалился спиной на теплый каменный бортик. – Мы так редко принимаем ванну вместе. Жаль, Арата-кун не с нами сейчас.

Мадока сладко потянулся.

– Ему бы здесь непременно понравилось, – сказал он и многозначительно подвигал густыми бровями. – Столько поводов для вдохновения. Например, хозяйские дочки, их тут целых четыре! И если все похожи на мать, то с них хоть картины пиши, хоть поэмы им сочиняй.

– Тебе лучше и не пытаться, – предупредил Хизаши.

– Почему это?

– Учитель по изящным искусствам уверен, что тебя прокляли, а стихами, которые ты сочиняешь, можно изгонять демонов обратно в Ёми.

– Брехня! У меня хорошие стихи. Вот сейчас, – он задумался ненадолго и громко продекламировал:

– Душа самурая крепче сакэ.

Его не устану я пить, луну наблюдая.

Но вот уж рассвет…

Кента сдавленно хмыкнул, отвернувшись, а Хизаши стесняться не стал.

– Сакана-сэнсэй такого не переживет, пощади учителя, прошу.

– Хизаши, оставь, – сказал Куматани. – Это стихотворение не настолько уж плохо.

– Ты так говоришь, потому что твои стихи всего на один сун получше.

– Тогда давай, сочини свой, раз такой одухотворенный, – обиделся Мадока. – Умничать все хороши.

Хизаши призадумался. Напрягаться в ванной было лень, но Мадока нарывался, да и Кента смотрел с ожиданием. Пришлось сочинить на скорую руку.

– Бутонов вишни недолог век.

Так и наша любовь отцветет к утру.

Все скоротечно.

Хизаши сделал паузу, чтобы усилить впечатление, но вместо ожидаемого восторга получил в ответ молчание. Неужели его стих им не пришелся по вкусу?

– Такие печальные строки, – заметил наконец Кента. – Я удивлен, что ты можешь сочинить любовное стихотворение.

– Оно ничем не отличается от прочих, – возразил Хизаши.

– Ты ошибаешься. Любовь – совершенно особенное чувство, оно способно изменить что угодно.

– Поверь, ненависть влияет ничуть не меньше.

– Но в какую сторону?

Рядом раздалось недовольное бульканье, Мадоке наскучило их слушать.

– К чему эти ваши философские изречения, когда мы просто можем обсудить красавиц и выпить вина?

Он кивнул на поднос с тремя фарфоровыми расписными чашками гуи-номи и кувшинчиком в стороне от бассейнов. Хизаши не заметил их, когда торопился в воду.

– Я откажусь, пожалуй, – решил он. Пить на голодный желудок в месте, которому не доверяешь, глупо.

– Я тоже, – присоединился Куматани.

– А ты-то почему?!

– То есть, что я не буду пить с тобой, тебя не удивило? – едко поинтересовался Хизаши.

– Да с тобой я и сам пить не стану. Кента-кун, ну ты-то чего? Давай по одной, чтобы беседа текла ровно, как ручей.

Куматани чуть наморщил нос, борясь между собственным желанием и желанием друга, и Хизаши решил прийти ему на помощь.

– Забыл, что пьяным он дурнеет? – бросил он насмешливо.

Кента покраснел и сполз ниже, погружаясь в воду по самый подбородок, впрочем, та была прозрачно-чистой, и только легкий парок скрывал наготу юношеских тел.

В итоге Мадока и сам не прикоснулся к кувшинчику, но смотрел с укором, исподлобья. Хизаши было плевать на его недовольство, он разомлел в тепле и прикрыл глаза, посматривая сквозь завесу ресниц. Распущенные волосы полоскались в воде, окружая его со всех сторон. Мадока уже почти дремал, навалившись грудью на нагретый бортик, Кента размеренно дышал рядом, и его вытянутые ноги касались ног Хизаши. И, пожалуй, в совместных купаниях и впрямь было что-то такое, хотя с кем-то другим Хизаши бы в купальню не вошел.

– И все-таки четыре дочки… – не унимался Мадока. – Госпожа Асами выглядит их старшей сестрой, не больше. А жила бы в столице или хотя бы в любом другом городе, охотники на таких дам быстро бы нашлись.

– Может, они и сами те еще охотницы? – предположил Хизаши лениво. – Миюки или как там ее, назвала меня красивым.

Мадока аж рот раскрыл.

– Что, прямо так и сказала?

– Дословно, – широко осклабился Хизаши. – И не то чтобы она мне сильно льстила.

Он скосил глаза на Кенту, тот вроде бы изменился в лице, но из-за чего? Уж не завидует ли?

– Видно, у нее с глазами туго, – буркнул Мадока. – И я, между прочим, первый с ней заговорил.

– Не думаю, что у Миюки-сан плохое зрение, – сказал наконец Кента. – Хизаши-кун довольно хорош собой…

Хизаши аж глаза распахнул.

– Спасибо, конечно.

– Я лишь имею в виду, что, возможно, Миюки тоже хочет уехать отсюда.

– Тоже? – насторожился Хизаши. – С тобой разговаривал кто-то из хозяйских дочек?

– Она назвалась Михо, – признался Кента и отвел взгляд. – Мне показалось, она хочет… В общем, она была мила и…

– Она с тобой заигрывала? – прямо спросил Мадока, такими темами его не смутить.

– Джун! – возмутился Кента, но кивнул.