Серебряный змей в корнях сосны – 2

Оставшись в одиночестве, Юдай дал волю гневу. В пределах своей школы он много времени проводил в медитациях и усмирении мыслей, но все же иногда, особенно в такие моменты, как сейчас, он начинал чувствовать жар в груди, что, казалось, не выплесни он его, и все сгорит в огне. Он ничего не говорил родителям, поделился лишь со своим наставником в Фусин, испугавшись, что может быть одержим, но тот успокоил – Юдай сам виноват, заперев себя в жестких рамках постоянной сдержанности, и пожинал ее последствия. И, скорее всего, однажды это пройдет. Списывал на возраст, ведь Юдай слишком рано оказался в числе младших учеников школы оммёдо и экзорцизма, и когда многие только приходили к ее воротам с желанием учиться, он уже сам мог заменять учителей в некоторых вопросах.

Напомнив себе все эти слова сэнсэя, Учида выдохнул, схватил нагинату и отправился искать выход во внутренний двор, пустующий, пока постояльцы набивали животы. По узенькой лесенке он спустился в заросший сад и сразу ощутил запах воды и идущую от нее прохладу. Скинув юкату до пояса, он размял мышцы и, представив противника, принялся методично отрабатывать удары. Замах с одной руки – быстрый шаг назад. Рывок, перебросить с одной руки в другую, ударить с другого бока – быстрый шаг назад. Дыхание вырывалось наружу с приглушенными возгласами, между напряженных лопаток скопился пот и щекочущими каплями потек вдоль позвоночника. Когда в руках появилась приятная ноющая боль, Юдай замер, выпрямился и, совершив ритуальный поклон невидимому сопернику, позволил себе расслабленный выдох. Голова наконец-то очистилась, стало легко и спокойно. Он опустился в позу для медитации прямо тут, на берегу пруда, закрыл глаза и начал прислушиваться к голосам природы вокруг.

Был уже поздний вечер, звуки дневной жизни заснули, и тишину наполнял тонкий перезвон колокольчиков под крышей, редкие всплески на воде, шорох густой листвы и перекличка ночных птиц. Сейчас Юдай слышал их все разом и каждый звук по отдельности, течение ки в его теле пришло в абсолютную гармонию, наполняя теплом, силой и уверенностью. Как вдруг негромкую мелодию ночи нарушил звук легких шагов. Кто-то приближался, ловко минуя препятствия и почти не тревожа покоя трав и деревьев. Юдай нахмурился, ощутив, что незнакомец, а точнее, как он сразу понял, незнакомка, подобрался совсем близко. Тонкий цветочный аромат окружал ее, когда она опустилась на колени позади юноши и без стеснения обвила руками разгоряченный тренировкой торс.

Тут уж пришлось бросить медитацию.

– Что вы делаете?..

– Молодой господин, не гоните меня, – пылко прошептала Момоко. Ее холодные ладошки легли Юдаю на грудь в смущающем и непристойном объятии. – Я же видела, что по нраву вам. Заберите меня отсюда. Вы не пожалеете.

Ее щека прижалась к спине, и Юдай вздрогнул. Даже несколько слоев цветной ткани ее одежды не могли скрыть очертания девичьей фигуры, так дерзко льнущей к нему, что лицу стало горячо.

– Немедленно прекратите, – велел он, но сам слышал, что голос его не так строг и тверд, как бы хотелось. – Подумайте о гордости. О чем вы просите? Вы меня даже не знаете.

Он все-таки выпутался из кольца ласковых рук и поднялся, чтобы обернуться к девушке. Она осталась сидеть, такая одинокая и несчастная, с поникшей головой и водопадом блестящих волос, свернувшихся кольцами на раскинувшемся подоле ее платья. Лунный свет озарил заросший сад, отразился от поверхности пруда и посеребрил сгорбленную фигуру Момоко.

– Вы столь жестоки, – вздохнула она, прижимая ладонь к груди, точно желала уберечь разбитое сердце. – Что мне сделать, чтобы запасть вам в душу?

Она подняла голову, и ее карминные губы приковали взгляд. В уголках дивных глаз скопились непролитые слезинки, широкие рукава, точно крылья диковинной птицы, взмыли вверх, и к Юдаю потянулись тонкие пальцы с острыми ноготками, выкрашенными травяным соком.

Юдай отступил на шаг. Момоко побледнела, а потом без раздумий взялась за шелковый пояс своего кимоно.

– Если господину угодно…

– Нет! – выпалил Юдай и пронесся мимо, едва не забыв нагинату. Стремительно поднялся по ступеням и ворвался в комнату. Потревоженное сердце стучало. Момоко и впрямь затронула его душу, когда принесла обед и улыбалась, забывая о смущении. Но эта ночная Момоко, мягкая, ласковая, точно кошка, трущаяся о ноги того, кого выбрала хозяином… Такая Момоко ему совсем не нравилась.

Юдай натянул юкату обратно на плечи, прошелся из угла в угол, потом вышел во внешнюю галерею и посмотрел, что творилось в главном зале рёкана. Едва он коснулся перил, как в голове помутилось.

Надо найти Фудо и уходить.

Нет. Надо вывести хозяйку на чистую воду. Ее дочери страдают… Момоко страдает.

Снова нет. Найти Фудо, забрать отсюда, пока не поздно.